Сыны Несчастья
Шрифт:
Наконец, они завершили беседу, и все трое вернулись в дом, в сутул. Тогда Пейре увидел, как старый Эн Белибаст, прячась за бочками и не способный встать на колени из–за своего ревматизма, трижды низко склонился перед добрым человеком, совершая melhorier, как и подобает доброму верующему — тройную просьбу о благословении и молитве. Но едва юный пастух тоже успел исполнить свой долг перед добрым человеком и трижды обнял его, как внезапно сбежал с лестницы Раймонд Маулен, возвращаясь к своей работе. Он пригласил почтенного гостя, Эн Гийома Белибаста, а также юного Маури, остаться у него до вечера и разделить с ним трапезу, но патриарх вежливо отказался, объяснив, что его уже пригласил Раймонд Пейре — Сабартес. И когда добрый человек снова укрылся в полуподвальном убежище, Раймонд Маулен сам почтительно открыл двери сутул,
Тем же вечером Пейре Маури, оставив еще одного своего кузена, Гийома Марти, стеречь отару, пошел на ужин в дом Пейре — Сабартес вместе с Эн Белибастом. Позже явился Гийом Эсканье, потом бальи мессира Жиллета Раймонд Гайрод — тоже добрый верующий — а потом и другие жители Арка, никогда не забывавшие о добрых людях. Когда все выпивали у очага, разговаривая и смеясь, а во дворе уже совсем стемнело, двое молодых людей, как это было заранее уговорено, поднялись и покинули дом. Пейре Маури и Гийом Эсканье должны были зайти в дом Раймонда Маулена за добрым человеком Андрю из Праде и проводить его в Кустауссу, в дом Пейре Монтани. Когда они вернулись в Арк, луна стояла уже высоко, и Пейре Маури остался ночевать у Раймонда Пейре. Той ночью он спал на одном ложе с почетным гостем, старым Эн Белибастом, который громко храпел. Утром, когда патриарх садился на своего мула, то сказал ему, что он сам и его сыновья ждут его вскоре в гости, у них дома в Кубьер. Что там его хорошо примут.
ГЛАВА 12
МАЙ-ИЮНЬ 1303 ГОДА
Задолго до рассвета мы встали, еретик Жаум, Пейре Монтани и я. Раймонд Пейре посадил еретика на мула, и мы отправились в Риу эн Валь. Когда мы выходили со двора, Раймонд Пейре сказал нам, чтобы мы приветствовали его друзей от его имени…
У Пейре Маури появилась привычка всякий раз, когда представлялась возможность, пересекать горы Фурту, заходить в Кубьер и навещать Белибастов. Его часто посылал туда по разным делам его хозяин и товарищ Раймонд Пейре, тесно сотрудничавший со своим кумом Эн Белибастом. Иногда он сам ходил туда по делам добрых людей, охраняя их по дороге и сопровождая к надежным очагам верующих, от Арка до Кубьер. И он использовал все это, чтобы снова и снова испытывать удовольствие от дружеских встреч с Бернатом Белибастом, с которым его связывали узы радостного братства.
Это было путешествие длиной в шесть–восемь часов, довольно небольшое, как для такого привычного молодого горца Пейре, легко перескакивающего с камня на камень по горным тропам. От горы Рабассоль, которую было видно из Арка, он постепенно, но неуклонно поднимался по красным полонинам, наклоненным к югу. Пейре ничего так не любил, как удивительного появления на повороте величественного каменного массива Бюгараш, когда он внезапно закрывал собою весь горизонт. Еще более выдвинутый в сторону Кубьер, мрачный хребет Бюгараш сползал к западу, раскалываясь вертикальными трещинами, а за последней его голубой южной стеной высился белый силуэт Канигу. Сам вид этого пейзажа, эти золотые травы пастбищ, ступенями поднимающихся в бескрайнее небо, напоминали Пейре родные пастбища земли д’Айю. Но насекомые в траве здесь стрекотали громче, жара была сильнее, а запахи — резче. Он миновал перевал Фаж. Потом спустился на поросшие каштанами уступы, где там и сям росли маленькие зеленые дубки, и вскоре мог различить косые плоские скальные выступы, говорившие о близости Кубьер. И, наконец, внизу, перед ним открывалась красивая белесая долина, ведущая к Пейрепертюзе, долина, скрытая за золотистой мглой, и деревенька, свернувшаяся вокруг огромной церкви аббатства.
Эн Белибаст — крупный скотовод из Кубьер. Его село находилось в зависимости от архиепископа Нарбонны, верховного господина и вершителя правосудия в этих местах. Красивый дом Белибастов располагался на излучинах реки, вместе с садами, огородами, и каменным, выстланным соломой двором. Дом окружали поля и луга. На холмах стояли огромные загоны для овец, с овчарнями и загородками, куда стекались неисчислимые стада. Эн Белибаст любил жаловаться, что каждый год вынужден платить сумасшедшие деньги архиепископу, и что господские подати вкупе с десятиной уже стоят у него поперек горла, но, тем не менее, в его доме всякий мог утолить голод, и не было такого, чтобы гостя не приглашали к столу. Там, вокруг патриарха и его жены, восседали старшие сыновья и невестки, неженатые сыновья и внуки. Раймонд и его молодая жена Эстелла, за юбку которой цеплялись двое малышей; Гийом и его молодая жена Гайларда с младенцем на руках, средние братья — юный красавец Бернат, молчаливый Арнот и, наконец,
Отправившись из дома рано утром, Пейре смог добраться до Кубьер еще до вечерни. Когда показалась золотистая дымка долины, он испустил громкий крик, чтобы уведомить о своем прибытии. Он трижды прокричал таким образом. И ему ответили. В тот вечер его встречали все сыновья Белибаста, занятые стрижкой овец, и с радостью приняли его помощь в этом деле. Когда стемнело, он вместе с ними пришел в дом. Даже Раймонд, суровый обычно Раймонд, смеялся, глядя на его блестящие от жирной шерсти руки и на то, как он едва разгибает спину от усталости. Они умылись, как могли, у реки, чтобы смыть с себя липкую грязь, а потом радостно собрались за трапезой, при свете маленьких уютных домашних огоньков, двух калель и трех свечей. Фоганья благоухала запахами жареного мяса и луговых трав, тяжелый дым выедал глаза; от мужчин все еще шел въевшийся запах свежей овечьей шерсти, жирного тяжелого руна, которое они складывали в тюки. Эн Белибаст говорил только о будущих выпасах. Его сыновья Гийом и Бернат, лучшие пастухи в семье, будут потихоньку уводить овец все дальше и дальше к северу, чтобы дать отдохнуть здешним пастбищам, пока в конце концов, за Рабассоле, они не соединяться с отарами Арка, потому что господин Жиллет де Вуазен согласился на переговоры относительно прохода через его земли стад из Кубьер. Пейре и Бернат толкали друг друга в бок и смеялись. Это будет их первый совместный выпас.
Тогда Эн Белибаст поднял голову и мрачным взглядом обвел присутствующих. Он довольно смотрел на своих многочисленных сыновей. Даже с некоторой гордостью. Все они были похожи на него, когда он еще не поседел; у всех были черные волосы и метавшие искры глаза, а лица — благородной лепки с тонкими чертами. Суровое и резкое у Раймонда, светящееся жизнью у Берната, осененное мягкостью, легко переходящей в жесткость у Гийома, немного удивленное у Арнота. Сидя среди них, между Бернатом и Арнотом Белибастами, Пейре Маури, широкоплечий блондин, смотрелся среди них белой вороной. Патриарх улыбнулся:
— Какой стол, какой ужин — одни добрые верующие, — саркастически сказал он. — Наш господин архиепископ сказал бы — еретики. Но мы еще хуже, чем еретики, мы — сарацины!
Старшие сыновья, уже зная, о чем говорит отец, разразились хохотом. Младшие удивились. Пейре тоже был удивлен. Что это еще за новости? Он шутит?
Однако Гийом Белибаст–старший сделался крайне серьезен. Он стал рассказывать.
— Знаете ли вы, что во времена моего отца, Раймонда Белибаста, еще жили монахи и был аббат в аббатстве святой Марии де Кубьер? Это аббатство, ныне уже опустевшее, нуждалось тогда всего лишь в одном несчастном священнике, чтобы служить мессу для трех старых, медленно угасавших монахов. Но когда–то оно было богато и могущественно. Говорят, что сам император Карл Великий решил построить его в нашей прекрасной долине. Мы, жители Кубьер, не забыли, что наших предков привели сюда издалека! Мой дед еще помнил времена, когда мы телом и добром принадлежали этому аббатству. Мы были рабами, прикрепленными к церковной земле. В его времена еще говорили о том, что все мы в Кубьер — потомки бывших пленников. Что отцов наших отцов и матерей наших матерей привели сюда давным–давно из–за Пиренеев. Пленников в цепях, мужчин и женщин, вместе с другой добычей, награбленной славным воинством Христовым, которое архиепископ и его аббаты вооружили и благословили на крестовый поход, реконкисту. Сарацины из южных королевств! И их, конечно же, поспешили крестить, чтобы сделать покорными крепостными Церкви…
Слова патриарха утонули в гуле голосов, и Пейре почувствовал некоторый ужас. Он слышал столько зловещих слухов о сарацинах. Но его окружали друзья, они смеялись, особенно Бернат, во все горло. Так он, Бернат — сын бывших сарацинов? Тот поднялся и, давясь от смеха, воскликнул:
— Белибасты! Надо сказать, что это не слишком католическое имя!
Намного позже, ночью, когда старшие сыновья уже спали вместе с женами и детьми, Пейре Маури лег в комнате на солье, на одном тюфяке с Бернатом и Арнотом Белибастами, недалеко от младших детей. Он повернулся к своему другу, и шепотом попросил рассказать, знает ли тот, что о сарацинах думают добрые люди.
— Всё, что я от них когда–либо слышал на эту тему, — ответил Бернат, оживляясь и блестя глазами, — так это то, что ужасным грехом является убить еврея, сарацина или любого другого человека. Даже инквизитора… Они говорили, что вообще нельзя никого убивать. Что так написано в Евангелии.
Пейре вздохнул. Он был немного обескуражен, и его мысли путались. Спать ему не хотелось. Он был донельзя заинтригован, и ему не терпелось знать больше.
— Пастухи из Акса ходят в низину, за Пиренеи, на зимние пастбища, и говорят, что там, по другую сторону гор, живет много сарацин. Вот хорошо бы было однажды взглянуть на них, как ты думаешь?