Сыщик. Васюганский спрут
Шрифт:
Начав свою карьеру в уголовном розыске, я неустанно повторял своей супруге:
– На первом месте у меня работа, и только на втором – семья…
И моя жена «проглатывала» такое деление… Она знала мою истинную страсть еще с пятнадцатилетнего возраста, когда, сидя с ней за одной партой средней школы или прогуливаясь по пригородному поселку, где жили наши семьи, я бросал все и торопился не к ней на свидание, а на просмотр очередной серии итальянского сериала «Спрут», демонстрирующего борьбу полицейского комиссара Катани с сицилийской мафией…
Я
Тогда я еще не был ни аверсом, ни реверсом той системы. Я только стремился туда, так сильно хотел им быть, это была мечта всей моей жизни… как мне тогда казалось.
В 1990 году, после окончания средней общеобразовательной школы № 70 пригородного поселка Садовый, в Новосибирском районе, я поступил в Омскую высшую школу милиции (ОВШМ МВД СССР).
Ну как поступил – влетел в нее со всего маху, как патрон, выпущенный из пистолета, попадает в мишень.
Вступительные экзамены состояли из следующих дисциплин: физическая культура, история, обществознание, русский язык (сочинение).
Я готовился к экзаменам. Честно и упорно готовился так, что мой день, мои сутки были расписаны по минутам… Подготовке к экзаменам было выделено не менее 12 часов в сутки на протяжении полутора месяцев июня и июля 1990 года.
Я читал и конспектировал так много, что мое стопроцентное зрение 17-летнего подростка село… Я реально подозревал, что меня могут забраковать на медкомиссии у окулиста. К счастью, зрение вернулось быстро, в течение недели…
Из четырех дисциплин, оцениваемых по пятибалльной шкале каждый, с максимальным количеством баллов – 20, мой расчет был на 18. Зная почти все, что нужно было для поступления, и даже, как оказалось позже, примерно в три-четыре раза больше, чем было необходимо, переживал лишь за сочинение, да и то, точно зная, что на 4 балла напишу его так, как «ботинки губкой почищу».
Сдав физкультуру на 5, сочинение на 4, осечку я допустил на обществознании… 4 балла. Не за то, что я не знал билет, а за то, что знал его на 6 баллов из 5 и начал рассказывать философию не строго по билету, а с самых корней ее возникновения.
– Четыре балла, – сказал мне майор, принимавший экзамен.
– Почему 4? Я знаю на пять…
– Слишком умный, много философствуешь, нужно четко отвечать на каждый поставленный вопрос.
Только позже, через четыре года, заканчивая школу милиции, когда руководство ВУЗА предложило мне остаться преподавателем по выбору на любой из двух кафедр – уголовного процесса или философии, я понял, что знал не просто этот билет лучше майора, принимавшего экзамен, я всю философию знал лучше его.
В общем, подав на апелляцию против той оценки, что поставил мне экзаменатор, я услышал мнение другого майора, бывшего нашим первым начальником вступительного курса, который, выслушав меня, сказал просто и лаконично:
– Историю на пять сдашь?
–
– Ну и не рви сердце, значит, поступишь…
«Ладно, – подумал я, – поживем – увидим».
История – 5… Как в аптеке…
18 баллов при проходном балле 16 для абитуриентов из Новосибирской области. Меня «автоматом» зачислили на первый курс. Так я и стал слушателем ОВШМ МВД СССР.
Слово «автомат» для меня имело несколько иное значение, чем его прямое толкование.
Абсолютно все экзамены, кроме государственных, в конце 4 курса, при выпуске из школы, я сдал «автоматом».
И не потому, что я был такой «задрот, очкарик», «Знайка» из мультика про Незнайку на луне… Нет, потому что впервые в свои 17 лет я увидел и столкнулся с «реверсом» этой гнилой системы. Еще не познав «аверс», я уже видел ее изнанку…
Тогда в 1990 году нас, абитуриентов, было около тысячи человек, может, больше, на триста мест на курсе. Почти все шли по направлениям регионов или республик.
Так, например, для одного туркмена, ставшего впоследствии моим товарищем, служить с которым довелось в одном взводе, чтобы поступить, было достаточно просто написать сочинение русскими буквами, не взирая на знаки препинания и обороты речи…
Он так и написал: «МоЯ сочинение»… Но он был туркмен. И ему нужно было представлять милицию и всю советскую власть в светлом и теплом Туркменистане. Из этой солнечной и южной республики был только один желающих поступить в ОВШМ, поэтому даже такое сочинение шло ему в зачет, и он был зачислен.
Но были и другие регионы, где число желающих поступить было слишком велико… человек 10 на одно место. И вот тогда вылезали на поверхность «реверсы», когда бездарных абитуриентов курировали преподаватели и руководители школы милиции… когда достойных пацанов «забривали», а эти сынки системы проходили по конкурсу… Видел я все это и знал, конечно, к своим-то 17 годам отроду. Все понимал.
Не было у меня таких «толкачей», мои родители простые рабочие, рассчитывать мне приходилось на свои знания, а не на те «связи», поэтому рвал я свой мозг и свое зрение, чтобы хоть как-то встать рядом с этими «мохнатыми» абитуриентами.
Из сотрудников школы милиции этим не гнушался никто: ни простые преподаватели и «профессура», ни простые курсовые офицеры и руководители школы… Знаю это, потому что учиться с такими слушателями пришлось не только на одном курсе, но и в одном взводе… Теми, кто даже школу-то закончить не смог с первого раза, несмотря на их покровителей, те, кто потом ни дня не проработали в милиции, а свалили сразу в коммерцию или иное направление, лишь бы не тащить эту лямку, о которой другие пацаны могли только мечтать… Но не о них, этих смазливых абитуриентах, в последующем слушателях идет здесь речь… Они даже не реверс, обратная сторона, они – лишь жалкое отражение, тень той действительности, тех реверсивных офицеров милиции, прикрывавших их бездарность… Но это была наша действительность, с которой приходилось сосуществовать.