Сыщик
Шрифт:
— Нет, благодарю вас, — сказал Бестужев. — Меня послали за этими документами, и только… Счастливо оставаться!
Направляясь с тощим портфельчиком под мышкой к массивной двери из темных плах, скрепленных фигурными коваными полосами, он прекрасно понимал, что наступил самый опасный момент его тайной миссии. Если, распахнув дверь, обнаружишь за ней несколько хмурых, а то и приветливо улыбающихся господ из соответствующего ведомства… Штойбену, конечно, вольно относиться к своей коммерции легкомысленно, но согласно строгим формулировкам законов налицо самый натуральный
Никто не ждал его в коридоре, и Бестужев чуточку воспрянул духом. Пересек обширное помещение, уворачиваясь от мелькавших конечностей яростно дискутировавшей о чем-то непонятном богемы, поднялся на улицу и не спеша направился к тому месту, где его должен был ожидать Густав.
…Как он и предполагал, Бахметов прежде всего схватился за чертежи. Однако проглядел их как-то очень уж быстро, небрежно, и лицо его заметно омрачилось. Заключения австрийских профессоров он читал внимательно, а вот всю сопутствующую бюрократическую переписку проигнорировал (что было ничуть не удивительно).
— И что же? — осторожно спросил Бестужев.
— Чертежи — практически те же самые, что были приложены к английскому патенту. Добавления минимальные. Разве что вот это… — он показал карандашом. — Я никак не мог понять этой стороны вопроса, а все дело, оказывается, в том, что диск он применил селеновый. Талантливый все же человек, умеет находить неожиданные решения… Но в общем и целом… мы не продвинулись ни на шаг. Ключевых узлов, о которых я говорил, нет как нет. Без самого изобретателя не обойтись. Вы спросить что-то хотите?
— А заключения австрийских профессоров? — осторожно спросил Бестужев. — Что вы о них думаете? Могло так оказаться, что они не вполне… объективны?
— Нет, ничего подобного, — усмехнулся Бахметов. — Могу вас заверить, что они предельно объективны. Поскольку написали то, с чем и я совершенно согласен. В этаком виде, — он положил ладонь на чертежи, — телеспектроскоп никакой особой пользы для военного дела не принесет. Поскольку накрепко привязан к стационарным источникам электроэнергии, использоваться может только в тех местах, где существуют линии передачи электроэнергии… в противном случае провода пришлось бы тянуть на многие километры.
Бестужев вздохнул:
— Значит, в Маньчжурии этот аппарат был бы совершенно бесполезен. Электростанции там встречались примерно так же часто, как честные интенданты.
— Ого! Вы что, были в Маньчжурии?
— Был, — кратко сказал Бестужев. — Всю кампанию.
— Странно, а я полагал, что вы жандарм…
Бестужев терпеливо ответил:
— Все жандармы, Никифор Иванович, происходят из армии, если вы не знали… — Он оглянулся на разбросанные по столу роскошного гостиничного номера бумаги. — Значит, австрийцы не тупыми консерваторами себя показали, а поступили вполне здраво?
— Абсолютно. Без автономных источников
— Вот именно, — сказал Бестужев. — Выгода невелика…
— Что вы вздыхаете так тяжко?
— Как вам объяснить… — сказал Бестужев. — Когда все началось, у меня сложилось впечатление, что речь идет о каком-то форменном чуде… Об устройстве, которое принесет армии колоссальнейшую пользу, будет неслыханным шагом вперед… А перед нами… Нечто, скажем так, не оправдавшее ожиданий. Да, конечно, аппарат этот будет немалым подспорьем телеграфу и телефону… но не более того. В военном деле получится всего лишь не особенно и ценная подмога крепостным биноклям. Печально.
— Вы это принимаете так близко к сердцу?
— Я кадровый военный, Никифор Иванович, — чуть суховато ответил Бестужев. — И мне, конечно, хотелось бы, чтобы наша армия получила некую ошеломительную новинку, какой нет у других… Послушайте! — воскликнул он, охваченный внезапной надеждой. — А не мог ли Штепанек изобрести эти ваши автономные источники электроэнергии? Достаточно сильные, чтобы аппарат…
Бахметов развел руками:
— Ну откуда ж я знаю, батенька? Работы над такими батареями ведутся давно, во многих странах, но практических результатов пока что не видно. Кто знает… Молодой человек — я о Штепанеке — конечно, обладает несомненным талантом, фантазией, дерзостью мысли… но нельзя, не побеседовав с ним, говорить что-то определенное. Вы до него еще не добрались?
— Нет, — удрученно признался Бестужев. — Я ведь только начал поиски. Кое-какие сведения о его местопребывании у меня есть, сегодня же и начну, благо до вечера далеко… — Он резко повернулся к собеседнику: — Послушайте, Никифор Иванович… За вами, часом, не было слежки?
Профессор пожал плечами, глядя на него то ли растерянно, то ли иронично:
— Простите, Алексей Воинович, я в таких вещах не разбираюсь совершенно. Даже если слежка и имеет место, совершенно не представляю, как ее наличие устанавливается…
— Да, действительно… — смущенно сказал Бестужев __Я не принял во внимание, что вы… А вот за мной уже следят, представьте себе. Не беспокойтесь, перед тем как идти к вам, я их стряхнул…
— Ну, какой-то форменный авантюрный роман… — усмехнулся профессор.
— Это жизнь, — устало сказал Бестужев. — Вы оказались в мире, где слежка так же обыденна, как в вашей работе… ну, скажем, электрические разряды. Мне пора. Я, с вашего позволения, забираю бумаги… Или они вам еще нужны?
— Нисколько.
— Ну, тогда я их забираю. Нужно будет их незамедлительно отправить в Петербург, согласно инструкциям. Они приказали осведомлять о любом, пусть крохотном, достижении, результате…
— Разумеется, — кивнул Бахметов.
И улыбнулся как-то странно — будто был уверен, что Бестужев на него не смотрит. То ли ирония в этой улыбочке таилась, то ли даже насмешка… одним словом, нечто, совсем даже неуместное в данной ситуации. Однако у Бестужева не было желания думать еще и над этим психологическим ребусом.