Сытин-1. Измена
Шрифт:
— Вот что я тебе скажу, — процедил Уоррик-старший. — Слушай внимательно, слизняк! Слушай и не думай, что держишь всех в кулаке. Если Ари мертва и мне придется исчезнуть, то сразу два отдела в Ресионе перестанут функционировать. Некоторые из своих обязательств Ресион уже не сможет выполнять. Ресиону вообще будет сложно выполнять свои договоры, а политикам-друзьям придется подумать о спасении собственных интересов. Спешном спасении. Не забывай: в случае гибели Особого проводится дознание. И то, что узнают в этот раз, кое-кому покажется весьма любопытным — и не только ресионцам. А когда новости попадут в информационные выпуски, можно представить, как засуетятся начальники департаментов и президенты корпораций. Ты прав — допрашивать меня ты действительно не можешь.
— Верно, в этом ты чертовски прав.
— В данный момент ты размышляешь, как сподручнее убить меня. Давай, действуй! Наверное, ты считаешь, что будет относительно несложно объяснить смерть одного из Особых.
— Все новости рано или поздно ожидает одна и та же судьба. Ну, пошумят, поскандалят. А потом все утихнет.
— Только в Совет тебе все равно не пролезть. Клянусь — не пролезть! У нас пока еще могут убить прямо на улице, но вот скрыть убийство уже не получается. Нет политической силы, которая была бы способна на такое. Случись что — и деваться некуда. Презрение отовсюду. Если ты хочешь, чтобы Ресион утратил все свои позиции, то…
— Старая песня! Убийство и последующее самоубийство. Тебе не избежать дурной славы, которая обеспечена тебе после суда. Ты полагал, будто в твоих силах замять скандал. Но не знал, что сохранились пленки с записями. Откуда тебе было знать, что Ари имела обыкновение записывать на пленку маленькие вечеринки, которые так любила устраивать? Публика будет шокирована. Но ненадолго. Людям всегда нравились скандалы, неизменно окружающие богатых и знаменитых. Кто знает: возможно, твой сын преуспеет в жизни. Или, напротив, завершит ее трагически. Мало ли что случается — люди иногда принимают чрезмерные дозы лекарств, злоупотребляют тяжелыми обучающими лентами. Но одно тебе известно наверняка — в Ресионе он ничего не добьется. Как и везде, куда распространяется наше влияние. Про второго парня — про ази — я вообще молчу. Возможно, его допрос был ошибкой: сейчас он уязвим как никогда. Но что поделаешь: факты — вещь упрямая.
Джордан долго сидел, точно окаменев.
— А еще я ничего не сказал, — заметил Жиро, — о Пауле.
Уоррик прикрыл глаза.
— Стало быть, признаешь свое поражение? — полюбопытствовал Най.
— Уверен, — отозвался Джордан, не сводя с собеседника глаз, — что ты хочешь что-то мне предложить. Оттого-то и юлил. Выходит, их безопасность в обмен на мое молчание?
Жиро невесело улыбнулся:
— Ты понимаешь, что мы можем убрать их. Джорди, ты вынужден защищать слишком многих, но защитить по-настоящему тебе не удастся никого — разве что неукоснительным исполнением приказов. Ты же не хочешь, чтобы обучающая лента портила жизнь твоему сыну. Ты хочешь спасти его от удара, пытаешься отвести опасность от Кругерса и своего дружка Мерильда, и твои друзья в Совете крепко повязаны. Расследование подобного масштаба, начавшись, может не завершиться вовсе. Ты ведь не хочешь, чтобы Гранта или Пауля без конца таскали на допросы? Ты ведь знаешь, какие меры мы примем. Мы не заинтересованы, чтобы расследование выходило за рамки допустимого, и не хотим раздувать скандал. Давай поступим так. Ты расскажешь, как все было, не упуская ни малейших подробностей. Тебе все равно ничего не грозит — ты это и сам знаешь. Даже исполнится твое заветное желание — ты получишь долгожданный перевод из Ресиона. Мы станем настаивать, что твоя работа имеет исключительно важное значение.
— Если забыть о том, что я не виноват. Не знаю, что произошло. Я вышел отсюда. Мы с Ари поцапались. Я обвинил ее в том, что она шантажирует моего сына. Она рассмеялась мне в лицо, и я ушел. Я ей не угрожал. Ни единым словом. Сам понимаешь — только дурак на моем месте стал бы посвящать ее в свои намерения. В которые, между прочим, не входило убийство. Я ничего не знал. Это чистая правда. Я тогда даже не решил, стоит ли обращаться в Комитет. И сомневался, можно ли вообще купить ее покладистость.
— Стало быть, правда видится каждому из нас по-разному. Наверное, каждый час возникает какой-то новый вид правды…
— Это и шесть сущая правда.
— Тебя не подвергнешь психодопросу. Ты ничем не можешь подкрепить свои показания. Неясно, что ты на самом деле видел. Или сделал. А потому мы приходим к тому, с чего начали разговор. Откровенно говоря, Джорди, мне безразлично, убил ты ее или нет. В нынешней неразберихе ты стал нашей главной проблемой. Мне хочется разобраться; на повестке дня ты у меня значишься под первым номером. А если ты действительно не убивал Ари, ты все равно опаснее убийцы — ведь если ее убил кто-то еще, то сделано это было по личным мотивам. Но если это твоих рук дело, то здесь нечто иное. А потому мы самым тщательным образом исследуем трубы, клапаны и всю систему. Буду предельно откровенен: если мы не найдем улик, то придумаем их сами. Тебе же я дам заранее подготовленный сценарий — озвучишь его в Комитете. Будешь действовать как велено — и я гарантирую выполнение нашей сделки. Только скажи, что тебе нужно. Проси, не стесняйся — разумеется, в разумных пределах. Признаешь себя виновным, выдержишь основной удар — и удаляйся в укромную обитель, где для тебя все уже будет приготовлено. Если не согласишься, то тогда, боюсь, нам придется принимать меры.
— Мне нужно, чтобы вместе со мной перевели Джастина, Гранта, Пауля. Вот моя цена.
— Слишком много просишь. Но их безопасность я готов гарантировать. Хотя им придется остаться здесь. Если вдруг передумаешь, передумаем и мы. Если попытаешься удрать, или покончить с собой, или заговоришь, с кем не положено, или попробуешь передать послание — мы отыграемся на твоих близких. Таковы условия сделки. Вот так просто.
Долгая тишина.
— В таком случае пусть они будут со мной, — настаивал Уоррик-старший.
— Я и так чрезмерно щедр. — Жиро покачал головой. — Хотя, сам понимаешь, ты такой щедрости не заслужил. Так и быть — отдаю тебе Пауля. Я все-таки отношусь к тебе хорошо. Но, разумеется, положения нашего договора распространяются и на него.
— Попробуй только тронуть его!
— Послушай, что ты себе вообразил? Может, думаешь, я заставлю его шпионить за тобой? Нет. Этим будет заниматься не он. И не твой отпрыск. И не ази. Давай договоримся: мы оба станем придерживаться нашего соглашения. Идет?
Подумав, Джордан кивнул. Губы ученого слегка подрагивали.
— Тебе придется задержаться в Ресионе, — объявил Жиро, — пока Комитет по внутренним делам проводит расследование. Придется даже посидеть за решеткой. Но сносные условия гарантирую. Мы устроим тебе даже встречу с Паулем. Что касается сына, то ваше общение будет крайне ограничено. Предупреждаю заранее: парень наверняка попробует помочь тебе. А потому подави всякие такие попытки в зародыше. Ты скорее всего единственный, кому это под силу. Согласен?
— Да.
— Сейчас прокручу обещанную пленку.
— Не нужно.
— Ты должен увидеть ее. В самом деле, не отказывайся. Сможешь потом подумать на досуге, каким образом мы ею воспользуемся, если ты вдруг сумеешь дать публике понять, будто твое преступление имеет политическую подоплеку. Но, полагаю, ты — человек рассудительный. И еще, что ты сможешь вскрыть причастность к совершенному убийству радикальных элементов. В частности, речь идет о центристах. Нужен ведь хоть какой-то мотив, верно?