Сытый бунт. «Грязное белье» оппозиции
Шрифт:
Но чудо: в последнее время отец Киприан замелькал на телеэкране. То благословляет казачий круг, то держит пламенную речь под красными стягами на анпиловских сходках. Что перевернулось в голове схимника, убежденного к тому же, по его словам, антикоммуниста?
Порывшись в записных книжках, отыскал его телефон. И вот я снова в Шмитовском проезде. Отец Киприан заметно погрузнел. Гроб переехал в большую комнату, и для большей устойчивости с табуреток сошел на пол. Одна борзая скончалась, другая доживает свой век на том же продавленном диване.
– Батюшка, часто вижу вас выступающим перед совершенно разными аудиториями. Что вас объединяет с ними?
–
Он поведал о том, что создан «Международный фонд отца Киприана за духовное возрождение России». В числе его учредителей – Московская писательская организация, Федерация космонавтики, Русское общество инвалидов Афганистана, Всемирный русский собор и другие более или менее известные структуры.
Какова цель фонда? По словам Киприана, проведение Всемирного православного собора с последующим созданием единой церкви…
Он сидел напротив в высоком кресле из резного дуба, похожем на трон. Не умолкая свиристел сотовый телефон. Батюшка вновь вспоминал Чечню. Его взяли в заложники, и он шесть суток провел в узкой яме, по колени в моче предыдущих узников (потом кожа на ногах сходила лоскутами).
«Спасибо браткам из спецназа: влетели в село на двух БТР, положили всех чеченцев и освободили меня». Другой отец Киприан безмолвно глядел на меня сверху вниз с огромного портрета, выписанного в тщательной манере художников прошлого века. Орлиный взгляд, властная осанка, сверкание драгоценных украшений – великий подвижник или духовник оппозиции?
Часть III
Псы войны
У войны есть свои «священнослужители», есть и свои преданные «прихожане». За последние двадцать с гаком лет в России накопился гумус будущих цветных революций, перегной, в котором зреет вооруженный мятеж. Этот «гексогеновый гумус» – тысячи «волонтеров» и наемников, называемых иногда «псами войны», которые в расчете на хороший заработок или «за идею» учились убивать в локальных войнах. Они воевали в Абхазии и на Балканах, в Карабахе и Приднестровье, когда их «прикинутые» сверстники развлекались в стриптиз-барах российских городов. Научившись убивать, они вернулись в Россию, чтобы ощутить свою ненужность и вопиющую несправедливость, осознать смехотворность любых идеалов в королевстве газовых и нефтяных труб. Одни пополнили ряды бандитских группировок и киллеров. Другие – которых большинство – ждут возмездия, и они могут пойти за любым демагогом с Болотной площади. В этой части книги рассказывается о судьбах таких людей, с которыми автор был хорошо знаком.
Исповедь боевика
Его я мог видеть и в Карабахе, и в Абхазии, и в Приднестровье, думал я, глядя на щуплую фигуру в камуфляже. Мы сидели за одним столом, и застольные разговоры, начавшиеся с традиционных сетований по поводу сумасшедших цен и продажности чиновников, как водится на кухнях, перебросились на политику. «Конституция, хоть и плохонькая, но все ж таки держала ворье из министерств в рамках». И я вдруг вспомнил: да, это именно он странно выделялся из шеренги бравых баркашовцев, выстроившихся осенью перед Белым домом. Выделялся явным своим желанием стать незаметным, ускользнуть за широкие спины чернорубашечников, чтобы не попасть в кадр фоторепортеров. И, словно угадав, что его узнали, Петр Малышев стал рассказывать, как оказался в те дни у Белого дома:
– Летом неподалеку от Сараево
Оказалось, мой знакомец почти год провоевал на стороне Сербии против боснийских мусульман. Он один из немногих русских, получивших за «боевые заслуги» сербское гражданство. До этого прошел школу войны в Приднестровье (кстати, как и он, я был весной 1992-го в Бендерах и вполне мог с ним столкнуться). К нему была уйма вопросов, но первый: как погиб его командир?»
…7 июня в штабе сербской армии, рассказывает Петр Малышев, нам приказали добыть «языка». Акцию (так сербы называют боевые операции) решили провести в небольшом селе, примерно в 20 километрах от Сараево. Мы уже знали, что в одном из домов есть солдаты с мусульманской передовой. Отправились на задание шесть русских и сорок-пятьдесят сербов. Дом стоял на небольшой горе. Пять русских и три серба поднялись наверх, остальные прикрывали снизу. Я – на углу, держал вход и окна; трое русских, включая командира, вошли в дом.
Через несколько минут в доме разорвалась граната, раздались автоматные очереди. Двое наших успели выскочить, Миша, командир, вышел, покачиваясь, сказал: «Конец акции, ребята, я готов» – и упал. (Как потом выяснилось, мусульманская семья – три женщины, двое детей и дед – приняла на ночь двух солдат. Русские, проходя по дому, в темноте не заметили двери, за которой находились солдаты. А когда шли назад, в коридор выкатилась граната, в спины им дали автоматную очередь). Вслед за Мишей выскочил мусульманин, я срезал его очередью, а дом закидал гранатами – прикончил всех, кто там был.
…Я пристально наблюдал за рассказчиком, пытаясь отыскать в его лице, манерах хоть какой-то намек на звериную жестокость, патологию закоренелого убийцы. Нет, он говорил тихим запинающимся голосом, руки – большие, красные, с распухшими суставами – неуверенно скользили по столу, словно не зная, куда спрятаться. «Миша Трофимов, командир, – говорил наемник, – кадровый офицер, капитан спецназа, в Одессе его хорошо знали, он не раз становился призером в соревнованиях по кикбоксингу».
Итак, передо мной сидел Петр Малышев, двадцати шести лет, уроженец Москвы, ныне – гражданин Сербской Республики. Мать – до пенсии работала инженером, отец – главный инженер холодильных установок ГосНИИ ГА («папу в свое время выгнали из школы за то, что учительницу обозвал «жидовкой» – полгода нигде не учился»). Москвичи во втором-третьем поколениях (под Великими Луками до сих пор есть несколько деревень, сплошь заселенных Малышевыми).
Рос Петя тщедушным, болезненным мальчиком. Такие обычно становятся объектом для издевок одноклассников. Успеваемость никакая, перешел в следующий класс – и слава Богу. Связался с дворовой шпаной, едва дотянул до окончания восьмилетки. После поступил в медучилище, но как-то справил с компанией сверстников праздник 9 Мая, взломав отдел заказов – «икорочка, коньячок, шампанское», – и пришлось уйти в профессионально-техническое училище на курсы автослесарей. И вскоре произошел случай, когда в обычном подростке, пусть и трудном, впервые явственно проступили черты будущего «солдата удачи».