Сытый мир

Крауссер Хельмут

Он отсылает молодых полицейских куда-то неподалёку и изображает передо мной своего парня.

— Итак, я просто не знаю, как это тебе удаётся — постоянно попадаться в руки Бакке…

Он говорит мне «ты»! И он называет Бакке Банке. Но, может, Бакке действительно зовут Бакке, а приставка Швайне — к его фамилии — всего лишь прозвище? Всё возможно… Вот Шандорф почесал лоб. Потому что на него села муха. А вот он располагается в своём кресле поудобнее, чтобы расслабиться.

— Где Юдит? — спрашиваю

я.

— Кто? Девушка? Её отослали восвояси. Самолётом.

Он примирительно помешивает ложечкой свой кофе.

— Ну, так что там у нас — вот у меня заявление от Бакке. Видимо, он и впрямь решил с тобой разделаться… Чего он тут только не понаписал! Ну да… но это не в моей компетенции… этим пусть занимаются другие специалисты…

Он выставляет свой гладко выбритый подбородок навстречу солнечным лучам, которые веером пронизывают помещение.

— И что же там?

— Давай, Хаген, не прикидывайся дурачком! Я прагматик, тебе это хорошо известно. Мне нет никакой выгоды с того, что ты из-за каких-то детских шалостей залезешь в карман городской казне и сядешь на казённый кошт!

— Отлично! Спасибо вам! Я могу идти?

— Сидеть!

Он хлопнул в ладоши, сложил их вместе перед лицом и принялся грызть ногти больших пальцев.

— Тебе ведь известно, что такое прагматик? Или не очень?

— Может быть, это человек с манией преследования?

— Не совсем.

Теперь он полизывает время от времени свой указательный палец.

— Видишь ли, Хаген, мне нужны кое-какие мелочи.

— Какие именно?

— Например, возьмём недавнее нападение на бензоколонку на Дитлингер-штрасе. Кто это сделал?

Ах, вот оно что! Это сделал Хайнц. Но Шандорфа это не касается.

— Понятия не имею. Я не нападаю на бензоколонки.

— Я знаю, ты не ездишь на машине! Ты у нас — я бы тебя разместил в рубрике «безобидные». Хочешь и дальше оставаться на этой полочке?

— А это даёт какие-нибудь налоговые послабления?

— Ну, хватит!

— Но что делать, если я правда ничего не знаю…

Шандорф прихлёбывает свой кофе.

— Тогда вот ещё у нас налёт на меховой магазин в Богенхаузене, от седьмого мая…

Но про это я и в самом деле ничего не слышал.

— А как насчёт нападения на рассыльного, который разносит денежные переводы? Это было первого июня. — После паузы он добавляет: — Тоже типично дилетантская работа.

— Даже ни проблеска подозрения.

— Не будь таким упёртым! Ты же слоняешься по миру с открытыми ушами!

Он слегка приподнимается в своём кресле и протягивает мне ещё одну сигарету. Я беру её себе про запас, сейчас я и без того кашляю.

— Ну что, мне всё вытягивать из тебя клещами? Кого ты хочешь покрыть? Они же все на поверхности, голубчики, мы их так и так скоро поймаем!

—

Тогда для чего вам нужен я?

— Моя доброта имеет пределы!

Он вскакивает со своего кресла и ходит по комнате широкими шагами. Деревянные половицы угрожающе скрипят.

— Я сделал тебе достойное, честное предложение! Если ты думаешь, что я буду возиться здесь целый день со всяким сбродом вроде тебя, ты здорово просчитался! Тебе придётся провести ближайшие месяцы в Штадельхайме, понял?

Сейчас я должен что-то срочно придумать, такое, что его бы удовлетворило…

— Хе, Шандорф! А вы знаете Лиану?

Кажется, это мой последний шанс.

— Какую ещё Лиану? Ах, ты имеешь в виду ту, что недавно накрылась?

Значит, я попал в яблочко. В своё собственное сердце. Повеяло холодом, и это не упокоивает, Господи, душу раба Твоего.

— Накрылась?

— Да-да. Три дня назад, на Розенхаймер-плац. Ты имеешь в виду её?

Бедняжка.

— Да, её. И что же с ней случилось?

— Её зарезали.

— Убийцу уже поймали?

— Откуда мне знать? Это не мой участок!

— Жаль. В это дело я как раз мог бы внести некоторую ясность…

— Да? И что же тебе известно?

— Не скажу. А если и скажу, то только в обмен на свою свободу, ясно?

— Но меня этот случай вообще никаким боком не касается…

— Ну и что? Зато вы запросто раскрыли бы дело, которое висит на ваших коллегах! Вы их всех оставите в дураках, разве у вас на это не стойт, Шандорф?

— На что у меня стоит, предоставь, пожалуйста, судить мне, хорошо? Так что же тебе известно?

— Моё условие принимается?

Он медлит, размышляет, трижды за это время пересекает комнату.

— Ну хорошо, валяй!

— Это Эдгар.

— Эдгар? Этот, с трясучкой? Но он же повесился!

— Правильно. Сразу после этого и повесился.

— Ты хочешь продать мне труп за убийцу?

— Ну и что из того, что труп? Убийца остаётся убийцей — хоть мёртвый, хоть живой.

— А чем ты можешь это доказать?

— Ах, Шандорф, это очень просто. Эдгар круглый год ходил в одних и тех же лохмотьях. А когда человека режут, кровь брызгает во все стороны. Остаётся всего лишь сравнить кровь!

Шандорф почесал кончик носа.

— Почему я должен тебе верить?

— Я клянусь.

— Ну, ты и соврёшь — недорого возьмёшь.

Он склоняется над столом и листает телефонную книгу. Потом отечески поглядывает на меня.

— Ну ладно! Если ты меня надул, пеняй на себя! Найти тебя не так уж трудно…

— Правильно. Я могу идти?

— И держись от вокзала подальше! Иначе нарвёшься на большие неприятности.

Я медленно иду к двери.

— А про бензоколонку ты правда ничего не знаешь?