Сытый мир
Шрифт:
Семейство вывалилось на улицу. Ослеплённая дневным светом, эта траурная масса продвигалась вперёд как-то очень медленно, как стадо королевских пингвинов, угодивших в нефтяное пятно.
Густл надавил на педаль газа… Молодая женщина ползла на четвереньках… В зеркале заднего вида я ещё несколько секунд наблюдал происходящее. Это было впечатляюще. Столько любви! Буйное помешательство. Бешенство как болезнь. Не люди, а сгустки боли и ярости. Прямо в уличной грязи, на дороге. Рёв мотора перекрывал
Мы переглянулись и с облегчением вздохнули.
Так вот что подразумевал Уве — и вовремя устранился. «Это надо увидеть!» — кажется, так он сказал…
Ну уж нет, нет уж, лучше не надо.
Густл снова включил радио и принял самый беззаботный вид.
— К этому надо привыкнуть! — сказал он. — Это у них менталитет такой. Но сегодня и впрямь пришлось несладко…
Я согласно покашлял.
— Кстати… впредь следи за тем, чтобы не выносить покойника за дверь головой вперёд!
— Почему?
— Почему-почему! Не положено! Ну, из-за пиетета!
— Я рад, что сам вышел живым из такого переплёта…
— И не говори! Но на будущее запомни: только ногами вперёд! Так повелось, сам не знаю, с каких пор!
Ага. Теперь буду умнее.
Высокий голос Густла в сочетании с его огромным, зыблющимся телом очень веселит меня… Но смех завершается ужасными хрипами. Мне надо бы где-то раздобыть микстуру от кашля, не меньше литра… И кодеиновый дурман…
Пригородные дома в их бонсайской идиллии, чистенькие, ухоженные, настоящие государства, правители которых хватаются за свои грабли и садовые ножницы как за оружие, едва почувствовав, что за ними наблюдают. Пруды, плющ, садовые карлики. Начиная от Нойаубинга уже пошли брутальные блочные строения и доходные дома — казармы. Потом в Лайме опять же дворцы, стыдливо спрятанные в узких улицах.
Чтобы не было резкого перехода — все три сорта.
Теперешний адрес покойного грека был такой: кладбище Вальд, кладбищенский морг, отделение девять. Там нас уже поджидало море цветов, цветочных композиций в плоских вазах и венков. Такое получишь, только если много улыбался.
В кладбищенской конторе нам ставят печать, после чего мы устраиваем обеденный перерыв на скамейке.
Мне кусок в горло не лезет.
Сегодня утром я купил в киоске плитку шоколада с марципаном. Просто потому, что уже забыл его вкус. Вообще-то я не люблю шоколад.
Зато Густл поглощает его с удовольствием.
Он чавкает, рыгает и попёрдывает в поражающем воображение выверенном ритме. На скамейке против нас сидит молодая мать и качает своего младенца на руках; она встаёт, пританцовывает с ним, подставляет его солнцу, щекочет ему нос указательным пальцем, смеётся и кружится, кружится..
Не часто увидишь такое омерзительное зрелище.
Густл
— Ну вот, теперь хорошо. Скажи, а откуда ты родом?
— Здешний.
— А по выговору не скажешь.
— Ну и что теперь?
— Да нет, я просто так спросил. А сколько тебе платит Крамм?
— Десять.
— О боже, о боже…
— Вот именно.
Пот, потоки пота, горящий лоб. А Густл сыто посмеивается.
Набухшие веки. Много, много пота. Какой-то поблёскивающий бульон перед глазами, то лососёво-розовый, то серебристый, рыбы из обрывков целлофана — выпрыгивают и ныряют.
— Ну, это не моё, конечно, дело. Но знаешь, я понял в жизни одно: что надо прочно стоять на земле обеими ногами и чтобы всегда что-то было в резерве, правильно?
Я не перебиваю его. С каким бы удовольствием я сейчас спрятался на несколько минут под большим звёздным куполом моих наушников. Но не хочу показаться невежливым. Ладно уж, послушаем, что там Густл понял в своей жизни. Вряд ли этот перечень будет длинным. Он сделал из спички зубочистку и ковыряет ею в зубах.
— Да, обеими ногами! — Он говорит то на баварском диалекте, то переводит свои же слова на немецкий. — Поверь мне, если ты работаешь, то с голоду не сдохнешь, но и не разбогатеешь!
— Ну и что?
— У меня, например, есть симпатичный побочный промысел.
Сейчас начнётся какое-нибудь скотство. Я это заранее чую. Всегда одно и то же.
— Знаешь, я продаю картиночки!
— Картиночки? С женщинами?
— И с ними тоже! Хочешь взглянуть?
Ага, значит, свинские картинки. Да, взглянуть я хочу. Они меня очень поддержат при онанировании. Моя собственная фантазия сейчас в некоторой узде и в страхе. И, как нас уверяют в рекламе: «Без всего остального вы можете спокойно обойтись».
Густл приносит из машины свою коллекцию. Это пакет изрядной толщины. Я устало беру его в руки.
— Боже мой, что это?
Густл хихикает.
— Классно, да? А вот сюда глянь! Такого не увидишь ни в каком магазине!
— Боже мой… — шепчу я.
— Да, знаешь, мой брат работает фотографом в полиции. Он мне и поставляет. А как тебе понравится вот это?
— У-у-ух!
— Что ты так кашляешь? А вот, посмотри!
— Выкинь это!
— Ну прям, я это продам! По пятёрке за ппуку! Тут ещё и не такое есть! Набирается неплохо, заработать можно. Такое тебе ни на какой выставке не покажут! Никакое видео с этим не сравнится! Беда только в том, что такие картинки ни один магазин не возьмёт на реализацию, понимаешь? Приходится самому продавать постоянным клиентам.