Сюита «Ландшафт и этнос»

Гумилев Лев Николаевич

Согласно концепции, изложенной в цитированных выше статьях, этнос – явление природы, обнаруживаемое нами через ощущение (отнюдь не сознание или самосознание), облекающееся в формы социальных институтов и определяемое, в каждом отдельном случае, через те или иные индикаторы: язык, традиции, религии, материальную культуру и т.п. Этническое развитие, в отличие от социального, дискретно. Этногенез – инерционный процесс, где первоначальный заряд энергии (описанной В.И. Вернадским) расходуется вследствие сопротивления среды, что ведет либо к этническому равновесию с ландшафтным и человеческим окружением, т.е. превращению в реликт, либо к распаду этнической целостности, причем особи, ее составлявшие, входят в состав других этносов.

Есть утверждение, что этнос – явление только социальное, и действительно, он наблюдаем лишь в тех или иных социальных формах. Но этносы были всегда, после того как на Земле появился неоантроп. И способ их существования, как показывает история человечества, один и тот же: зарождение, расширение, сокращение степени активности и либо распад,

либо переход к гомеостазу. Это типичный инерционный процесс системы, обменивающейся со средой информацией и энтропией. А общественные институты различны; это означает, что социальная форма движения материи и этногенез – два разных, хотя и коррелирующихся процесса (X, XII).

Мы уже отметили, что наличие этногенеза как процесса неповсеместно. Затухшие этногенезы оставляют после себя реликтовые этносы, которые при достаточной изоляции существуют сколь угодно долго, так как их системы столь мало пассионарны, что находятся в стабильном состоянии (IX).

К этому необходимо добавить, что и в развивающихся этносах большая часть особей имеет столь же слабую пассионарность, что и в реликтовых. Разница лишь в том, что в динамических системах присутствуют и действуют пассионарии, вкладывающие свою избыточную энергию в развитие своей системы. Если принять статическое состояние за нулевой уровень, то динамические будут просто его локальными возмущениями. Вместе они образуют четырехчленную конструкцию: этнический покой [прим. 26] , инерция некоего толчка, потеря инерции, возвращение в состояние этнического покоя. Это движение выражается в закономерной и единообразной смене доминирующих психо-нервных конструкций (складов) при постоянном наличии нулевого, свойственного статическому состоянию. Это и есть схема этногенеза в его видимой, поведенческой форме [118] , [128] .

26

Под «этническим покоем» понимается стабильное состояние этноса, где каждое поколение повторяет жизненный цикл предшествовавшего, что обычно связано с изоляцией (IX; Гумилев Л.И. Этнос как явление.
– «Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР». Л., 1967, вып. 3, стр. 90-107; Гумилев Л.И. Этнос и категория времени.
– «Доклады Географического общества СССР», 1970, вып. 15).

118

Гумилев Л. Н. Этнос как явление. Докл. отделений и комиссий Геогр. об-ва Союза ССР, вып. 3. Л., Изд. ВГО, 1967.

128

Гумилев Л. Н. Этнос и категория времени. Доклады отделений и комиссий ВГО, вып. 15. Л., Изд. ВГО, 1970.

Но если мы попытаемся интерпретировать отмеченное нами явление, то будем вынуждены обратиться к описанной выше пассионарности, которая является проявлением единственной формы энергии, влияющей на характер поведения человеческих сообществ. В самом деле, первоначальный толчок, нарушающий инерцию покоя, – это появление поколения, включающего некоторое количество пассионарных особей. Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели. Необходимость сопротивляться окружению заставляет их объединиться и действовать согласно: так возникает первичная консорция, быстро обретающая те или иные социальные формы, подсказанные уровнем общественного развития данной эпохи. Порождаемая пассионарным напряжением активность, при благоприятном стечении обстоятельств, ставит эту консорцию в наиболее выгодное положение, что способствует увеличению числа ее членов за счет интенсивного размножения. Так создается этнос как система, где соподчиненность особей является условием существования. Но та же самая пассионарность толкает людей на взаимоистребление ради преобладания в системе, и тогда пассионарное напряжение уменьшается, пока не дойдет до нуля. После этого инерция движения, коренящаяся в социальных институтах и традициях, поддерживает существование системы, но она обречена и переходит в гомеостаз (XII).

И самое интересное, что не только во время войн снижается пассионарное напряжение. Это было бы легко объяснимо гибелью особей, слишком активно жертвующих своей жизнью ради торжества своего коллектива. Но пассионарность столь же неуклонно падает во время глубокого мира, причем даже быстрее, чем в жестокие времена. И самое страшное для этноса – переход от спокойного существования к обороне от натиска другого этноса; тогда неизбежен, если не наступит гибель, надлом, никогда не проходящий безболезненно. Объяснить это явление социальными причинами или факторами невозможно, но если рассматривать повышенную пассионарность как наследуемый признак – все ясно.

Во время феодальных войн женщины ценили героев, шедших в бой, благодаря чему те, прежде чем погибнуть, успевали оставить потомство, пусть не всегда путем законных браков. Дети вырастали и продолжали совершать поступки, подсказанные их конституцией, даже не зная своих отцов. И наоборот, в тихие эпохи идеалом становился умеренный и аккуратный семьянин, а пассионарии не находили места в жизни. Именно такую ситуацию иллюстрирует «Обрыв» И.А. Гончарова, где девушка предпочитает и революционеру, и артисту

богатого и бездарного помещика. Пассионарии, ненужные, а подчас мешающие обществу, умирали без потомства. Их исчезновение из популяции проходило незамеченным, пока внешние удары не потрясали этнос, а когда это происходило – оказывалось, что утрата невосполнима. И тогда наступала фаза обскурации, т.е. агония.

Итак, мы теперь имеем право утверждать, что этнические процессы не являются разновидностью социальных, хотя и постоянно взаимодействуют с ними, что составляет многообразие исторической географии, где, как бы в фокусе, сопрягаются и те и другие.

Теперь мы можем вернуться к основной проблеме – соотношению этноса с ландшафтом, и ответить на вопрос, поставленный одним из наших читателей [165] : почему для возникновения нового этноса обязательно сочетание двух и более ландшафтов (VI), двух и более этносов, двух и более «социальных организмов» [прим. 27] . Что это: ряд случайностей или закономерность?

165

Куренной В.Н. Пассионарность и ландшафт. – «Природа», 1970, № 8.

27

Этот термин введен в науку Ю.И. Семеновым (Семенов Ю.И. Категория «социальный организм» и ее значение для исторической науки.
– «Вопросы истории», 1966, № 8) и привился (Козлов В.М. Что же такое этнос?
– «Природа», 1971, №2) несмотря на то, что это метафора. Под «организмами» им понимаются устойчивые государственно-культурные образования, переживающие формации, в которых они сложились, а не уподобление общества организму, как у Ф. Ратцеля и Г. Спенсера.

Анализ взаимодействия этноса как самостоятельного явления с ландшафтом показал, что оба они связаны обратной зависимостью (I, II), но ни этнос не является постоянно действующим ландшафтообразующим фактором, ни ландшафт без постороннего воздействия не может быть причиной этногенеза. Соотношение же этнических и социальных закономерностей исключает даже обратную связь, потому что этносфера Земли для социального развития является только фоном, а не фактором. Неоднократно делались попытки усмотреть в антропосфере один из вариантов простых биологических закономерностей.

Действительно, биология кое-что в этнических явлениях объясняет. Но что и все ли? Посмотрим.

В последнее время возникли две взаимоисключающие концепции по поводу биологических закономерностей в истории общества. Одна, разделяемая многими учеными Запада, считает формообразование в антропосфере результатом естественного отбора и игнорирует разницу между человеком и животным. Вторая, встречающаяся у некоторых советских этнографов, игнорирует биологическую сторону человека и его деятельности. В 1970-1971 гг. в советской науке появилась третья точка зрения автора, предполагающая двойственность поведения человека [142] , [161] , [125] и учитывающая своеобразие его эволюции, где «филогенез преображается в этногенез» (IX). Аналогичные взгляды высказал антрополог В.П. Алексеев [166] , привлекший в качестве аргумента выводы И.С. Кона о существовании «национальных характеров» [167] .

142

Гумилев Л. Н. Этногенез и этносфера. «Природа», 1970, № 1, 2.

161

Гумилев Л.Н. Этногенез – природный процесс. – «Природа», 1971, № 2.

125

Гумилев Л. Н. О термине "этнос". Доклады отделений и комиссий ВГО, вып. 3. Изд. ВГО, 1967.

166

Алексеев В.П. Человек: биология и социологические проблемы. – «Природа», 1971, № 8.

167

Кон И.С. К проблеме национального характера. – В кн.: История и психология. М., 1971.

Однако и В.П. Алексеев, и И.С. Кон, правильно констатируя факты, не пытаются уловить механизм их взаимоотношений и установить природу наблюденных ими различий между этносами, либо сводят их к ландшафтным воздействиям [166, стр. 51] . Поэтому продолжим ход нашего рассуждения, являющегося следствием из ряда цитированных работ.

Исходя из нашего тезиса о природе этноса как системы, порождаемой взрывом пассионарности, мы имеем право определить этнос как явление энергетическое, поскольку все наблюдаемые нами этносы – лишь фазы этногенезов. Так как начинающийся энергетический процесс всегда преодолевает инерцию процессов предшествовавших, то естественно, что чем меньше инерция, тем легче ее нарушить неожиданным толчком.

166

Алексеев В.П. Человек: биология и социологические проблемы. – «Природа», 1971, № 8.