Сюрприз для двоих

Цыпленкова Юлия

'Лексус' остановился напротив дизайнерской фирмы. Я некоторое время смотрел в окошко, раздумывая, ввалиться в кабинет к госпоже Светловой или еще придержать коней? Решил придержать и продлить предвкушение встречи. И все же заглушил мотор и положил голову на руки, все еще сжимавшие руль, рассматривая ее 'Фокус'. Мысли сами собой вернулись на несколько дней назад.

Субботу я провел в своем офисе, пока Ирина Павловна придавалась любовным упоениям и духу романтизма с Георгием Ломовым, ударение на последний слог. Потому мой день прошел в звонках, переговорах и решении маленьких проблем,

хоть душа и рвалась на волю. Зато в воскресенье, купив букет гвоздик, это были первые цветы, которые я когда-то подарил моему Светлячку, я помчался к ней домой.

Примчался, поцеловал дверь и почесал в затылке. На помощь мне пришла вездесущая и всезнающая тетя Поля.

– Дим, так она на дачу умотала, - сказала она.
– Вчерась еще. Вечером, наверное, вернется, ей же на работу.

– Спасибо, теть Поль, - поблагодарил я и вернулся к своей машине.

Черт его знает, зачем меня понесло в сторону дач? Можно было приехать вечером сюда же, но я завел двигатель и помчался за город. Туда, где когда-то была и наша дача. Несчастные гвоздики валялись на пассажирском сиденье, забытые мной в тот момент, когда я въехал в дачный поселок.

– Ох, ты ж ежики колючие, - выдохнул я, глуша мотор еще на въезде.

Там и оставил машину, решив пройтись, вспоминая эти места. Сейчас здесь было много новых домов, появилось больше живности. Судя по обустроенному быту, кто-то предпочитал жить здесь круглый год. Я с интересом рассматривал дачников, дачники с не меньшим интересом рассматривали меня. Когда я дошел до того места, где когда-то стоял наш домик, сердце на мгновение замерло.

Перед глазами калейдоскопом пронеслись воспоминания о детстве...

Мама, только постирала белье и развесила его на веревке. Я подкрадываюсь и пытаюсь нарисовать на простыне рожу приведения, как в мультфильме про Карлсона. У меня уже припасены мятое ведро и швабра, чтобы полностью соответствовать образу.

– Димка, паразитина ты такая!
– кричит мама, замечая мой вандализм.
– Готовь задницу, - она грозит мне пальцем и кидается на перехват.

Я пытаюсь сбежать от праведного гнева родительницы, но уже в калитке меня отлавливает отец под мамин вопль:

– Вовка, держи этого засранца!

Так что, вместо Карлсона мне досталась роль Малыша, стоявшего в углу. А на зад я потом несколько дней не мог сесть, не покривившись. Но простынь я все-таки стащил, потом. И рожу нарисовал, и ведро на голову надел, и тут же завалился и разбил колени, потому что не подумал, что нарисованные кляксы моим глазам никакой информации не дадут. Да и простынь путалась в ногах. В общем, простынь я выкинул и каждый раз, когда мама удивлялась, куда делся предмет постельного комплекта, мои глаза становились невинными и честными до безобразия...

Сколько их было таких моментов? Не счесть. И вытоптанная грядка с укропом, и 'восьмерка' на отцовском велосипеде, взятом без спроса, и драки с мальчишками, и, конечно, гадости Машке, потому что иначе показать свое особое отношение к ней у меня не получалось. В углу я мог стоять по несколько раз за день и слушать от мамы нотации, что не быть мне человеком, если не возьмусь за ум. Отец важно кивал, и только

бабуля подсовывала мне, втихаря, барбариски , и горестно вздыхала, пока я ими хрустел. «Молодо-зелено, погулять велено»...

– Мужчина, вы кого-то ищите?
– из каменного дома, сменившего наш желтый деревянный домик, вышла молодая женщина.

– Нет-нет, - я мотнул головой и отошел.

Но недалеко. Присел на лавочку в тени, у чужого забора, и снова посмотрел в сторону нашей бывшей дачи. Здесь мы с Машкой переступили ту черту, которая разделяла невинные объятья и поцелуи, и взрослые отношения. Здесь я стал мужчиной, а Машка женщиной. Черт, это было... волнительно. Если закрыть глаза, то, кажется, я и сейчас помню свежий запах ее кожи. Легкую дрожь ее тела и ту всепоглощающую нежность, затопившую мою душу, когда я поймал ее взгляд, боясь продолжить начатое, и ее шепот: «Я люблю тебя», который смел все последние барьеры. Господи, было ли мне когда-нибудь так же хорошо, как в тот первый раз?

– Черт, - я выругался сквозь стиснутые зубы.

Неожиданная мысль испортила очарование момента. Мы ведь оба были неопытными. И те несколько раз, что у нас были, не предохранялись. Ее Кирюха мог бы быть моим сыном... Мог, но забеременела она не от меня, такое Светлячок не стала бы от меня скрывать. Ни за что и никогда. Значит, Кирилл от ее мужа. Наверное, Машка связалась с его отцом, обидевшись на меня, забеременела, потому так быстро и выскочила за него замуж...

Отогнав ненужные мысли, я поднялся с лавки и отправился дальше, уже совсем мало понимая, зачем я здесь? И все же уходить прямо сейчас я не стал, решив дойти до цели своего маленького путешествия. Но не дошел совсем немного, потому, что услышал мальчишеский голос:

– Мань, ну, пойдем со мной!

– Дань, я уже скоро поеду домой, мне же на работу завтра. Давай, на следующих выходных. Ладно, дорогой?
– ответила пацану Машка, и от звука ее голос у меня сладко заныло под ложечкой.

Хотелось подойти, обнять, снова почувствовать в своих руках ее тело. Но я не подошел. Верней, подошел, но не к ней. Осторожно приблизившись, я заглянул во двор со стороны, где рос куст сирени, оставаясь в его укрытии. Тот самый мальчишка, едва не сбивший меня, стоял перед Машкой, умоляюще глядя ей в глаза. На лице Светлячка застыла растерянность, но тут открылась дверь, и к ним сбежал по деревянным ступеням крыльца паренек, примерно с меня ростом. Шатен с серыми глазами, с широкоплечей, по-мужски, фигурой. Он оттеснил младшего бедром и положил руки Машке на плечи.

– Мань, езжай, я сам с ним схожу, - сказал он.

– Кир, я хочу с мамой, - заныл Данька.

– Хорошо, - сдалась Машка.

– Я с вами, - паренек вновь забежал в дом.

Я отошел от куста и нырнул за соседний дом, не желая быть обнаруженным. Не сейчас и не так я буду знакомиться с ее детьми. Не хочу выглядеть маньяком-преследователем в глазах мальчишек. Сейчас я тут лишний. Вернувшись к своей машине, я некоторое время еще сидел, вспоминая эту троицу. Что-то не давало мне покоя, но что... Так и не поняв, я захлопнул дверцу, завел двигатель и вернулся в город, уже зная, что я сделаю завтра.