Сюрприз для новобрачной
Шрифт:
– Говорят, что свободная одежда мне идет, – улыбнулась Тина, прижав руку к пульсирующей жилке на шее.
– Большинство женщин хорошеют в экстравагантных нарядах, – заметила Рэчел. – Еще Оскар Уайльд сказал, что моды меняются, но намерения прекрасных дам остаются прежними.
– А какие, интересно, могут быть у меня намерения? – насторожилась Тина.
– Думаю, мы обе знаем, какие, поэтому нет необходимости облекать это в слова. – Рэчел покосилась на плечо Тины, где отчетливо выделялись синяки от пальцев Джона. – Тебе нужно ожерелье, малышка. У меня в комнате есть подходящее,
Она оставила Тину одну. Запах горящего масла смешивался с ароматами старого дерева, а тиканье часов вторило доносившемуся из-за окон шуму шторма и треску ломающихся листьев пальм. Из комнаты Джона не доносилось ни звука, и Тина решила, что он спустился в гостиную. Что он скажет, когда увидит ее в этом наряде? Удивится? Еще бы...
Хозяйка вернулась с обещанным ожерельем и надела его Тине на шею. Искрящиеся опалы заиграли красками на фоне ее белоснежной шеи. Они внесли последний штрих в ее новый образ, но Тину беспокоила мысль о том, что опалы, по поверью, приносят несчастье.
Она спустилась за Рэчел, закутанной в старомодный бесформенный халат. В гостиной женщины нашли Джона. На столе уже ждали приготовленные чайник и стаканы. В центре композиции красовался старинный подсвечник, отлитый в виде цветущего нарцисса.
Увидев Тину, Джон вскочил с плетеного кресла и вскинул брови.
– Вот это сюрприз! – протянул он.
Тина смущенно улыбнулась. Золотистое сари шелестело, пока англичанка подходила к мужу, а когда она замерла перед ним в непередаваемо грациозной позе, опаловые складки экзотического наряда показались стекающими по телу наяды струями воды.
– Это идея Рэчел, – пояснила она. – Тебе нравится?
Он подошел поближе, глядя удивленно, но отнюдь не осуждающе.
– Конечно, оно тебе поразительно идет. Просто чудо!
У Тины перехватило дыхание, потому что это прозвучало как комплимент. Сейчас следовало быть осторожной как никогда, чтобы не сломать тонкий лед, который только-только пролег между ними. Она лукаво произнесла витиеватое восточное приветствие:
– Я живу только для того, чтобы приносить радость моему господину.
Его губы тронула улыбка.
– В этот момент, Тина, я почти верю тебе. Рэчел скрестила руки на груди, с явным удовольствием наблюдая за супругами.
– Как жаль, что западные женщины разлюбили экзотику! – посетовала она. – На Востоке люди никогда не примут джинсы, свитеры и все эти уродливые куртки с капюшонами.
Ужин в тускло освещенной комнате, особенно уютной из-за того, что за окном лил дождь, показался особенно вкусным. К кофе был подан густо-зеленый, как кошачьи глаза, ликер, который Рэчел хранила для особых случаев.
– У меня кое-что есть для Джона в сигарном ящичке, он лежит в комоде, – о, это мысль! – Раскрасневшаяся Рэчел подбежала к комоду, открыла ящик и заглянула внутрь.
– Поди-ка сюда, Джонни. Закури, чтобы нас окутали облака гаванского табачного дыма.
Он подчинился, прикурив от огонька свечи, и кончик сигары оранжево запульсировал. Шторм стал постепенно стихать, и теперь над зарослями камыша дул влажный, пахучий ветерок.
Тина, удобно расположившись среди шелковых подушек,
– Мелодии не стареют, – заметила Рэчел, притопывая в такт музыке. – Эту песню все обожали, когда я была девочкой. Сейчас, когда я стала похожа на бочку, вы ни за что не поверите, что много лет назад я была лучшей партнершей на вечеринках для военных в Бомбее. Ты любишь танцевать, Тина?
– Только когда я одна в своей спальне, а партнер у меня – подушка, – улыбнулась Тина, смотря на Рэчел, но уголком глаза следя за Джоном.
– Тину никто этому не учил, – пояснил Джон. – Жаль, что с ней рядом не было кого-то вроде тебя, Рэчел, ведь бедняге пришлось самой себе стать матерью, когда ее родители умерли.
– Мы с тобой, детка, обязательно подружимся, – прогудела Рэчел. – Предназначение женщин в том, чтобы рожать детей, а забота о другом человеке – огромная радость. Теперь мы сблизились, и ты должна приезжать ко мне на остров как можно чаще. Джонни разрешит тебе эксплуатировать Джо.
– Я могу брать Джо и катер, когда захочу навестить Рэчел? – осмелев, спросила Тина мужа.
– Конечно, милая. Я хочу, чтобы мои друзья стали твоими друзьями. – Он потянулся и потер левую ногу, будто она немного болела.
– У тебя все еще болит нога после того случая? – с беспокойством взглянула на него Рэчел.
– Наверное, от сырости. – Джон пожал плечами. – Не поднимай шум, ладно?
– Это просто чудо, что тебе удалось сохранить ногу, – поежилась Рэчел.
Джон молча кивнул, давая понять, что ему не хочется говорить на эту тему. Затем он повернулся к Тине и предложил ей переодеться.
– Нам надо ехать домой, – добавил он.
– Оставь сари себе, дорогая детка, – улыбнулась Рэчел. – Оно теперь твое – я настаиваю! Ты в нем чудо как хороша, непременно надень его на дружеской вечеринке в «Доме у синей воды» – произведешь фурор! А еще я подарю тебе кашмирскую шаль, чтобы ты в ней гуляла по берегу и не мерзла вечерами.
Хозяйка вперевалку поковыляла из комнаты, а Тина подошла к серванту, украшенному индийскими безделушками. Среди них была одна из самых милых вещиц, которые ей когда-либо доводилось видеть, – серебряное деревце с привязанным к нему единорогом. Тина даже вскрикнула от восторга, тогда посмотреть на сувенир захотел и Джон.
– Единорог – символ чистоты, приручить его может только невинная дева. Видишь, ее здесь олицетворяет деревце. Прекрасная работа, правда?
Джон дотронулся до скульптурки и словно невзначай обвил Тину обеими руками. Она замерла, прижавшись спиной к его груди, и с колотящимся сердцем поняла, что надо как-то воспользоваться этим моментом, пока Джон не отодвинулся. Она повернулась лицом к мужу. Он смотрел на нее сверху вниз, затем опустил руки, и разочарованная Тина чуть не расплакалась. Слегка дотронувшись до ее волос, Джон заметил, что она плохо выглядит, и в следующее мгновение перед их глазами предстала щебечущая Рэчел. Дрожащими руками гостья сняла опаловое ожерелье.