Сюрприз под занавес
Шрифт:
Наталья демонстративно фыркнула. Вера Антоновна схватила следующий стакан и жадно припала к нему, ее явно мучила жажда. Динка удивленно воскликнула:
—Художник, кто же еще! Софи сказала — очень известный. И несчастный.
—Почему — несчастный? — с интересом спросил Электрон.
Он отошел от полотна и теперь с веселым любопытством смотрел на Динку.
—Ну…— девочка пожала плечами,— он много болел. И умер поэтому. Из-за сердца. Он… из бедной семьи. Когда учился в Москве, ему даже ночевать негде было. И нечего есть.
Динка немного подумала.
—И еще он — еврей. Он им родился. Он не виноват. Но его даже выгоняли из Москвы. За это. Он уже был художником, а его выгнали. Глупо, правда?
—Правда, — согласился Электрон.
—Софи сказала,— оживленно добавила Динка, — что я — русская. А она — еврейка. Почему именно так — одному Богу известно, но не ей. Еще есть эти… украинцы! И немцы. И много-много всяких разных других.
Петя захлопал в ладоши и заявил:
—Прекрасная лекция, умница!
—А еще что ты знаешь? — улыбнулась Наталья.
—Про этого… как его… Ле… Левитана! — пискнула Элечка.
Динке внимание взрослых польстило. Она одернула пышную юбочку нарядного розового платья в кружевах и оборках — любимого! — и подбежала к стене. Ткнула пальцем во вторую картину и гордо сказала:
—Это тоже рисовал Левитан. По имени Исаак. Очень красивое у него имя, я еще такое не слышала. Называется — «Старая усадьба». В ней жил Чехов…
—Знаем-знаем! Который написал «Каштанку», — перебила ее Элечка.
—Правильно, — обрадовалась Динка. — Называется — Ме-ли-хо-во.
Тамара улыбнулась Динкиной внезапной эрудиции, а Петя Ягудин снова зааплодировал.
Динка весело добавила:
—Левитан там часто гостил и часто рисовал. А потом дарил друзьям. Например, дедушке Софи. И самому Чехову. И другим. У него много друзей. Им было все равно, что он еврей.
Личико Динки внезапно стало радостно возбужденным. Она подбежала к Софье Ильиничне, дернула ее за палец и сказала:
—Я стану знаменитой художницей и тоже подарю тебе этюд! Как Левитан.
—Который Исаак, — вяло пробормотала Тамара, во все глаза рассматривая второе полотно.
—Нет, пять этюдов, — не обращая внимания на Тамарину реплику, выкрикнула Динка. — А лучше шесть. И ты их тоже повесишь на стену!
—Почему именно шесть? — со смехом поинтересовался Ягудин.
—Просто так! — воскликнула Динка.
—Просто так ничего не бывает,— мрачно проворчала Элечка.
И она, и Наталья, и Вера Антоновна продолжали ожидающе смотреть на Динку. Девочка похлопала ресницами и застенчиво пояснила:
—Левитан подарил пять картин дедушке Софи, а я подарю шесть ей. И обязательно нарисую море. Когда приеду к бабушке в Крым.
—Спасибо, милая, — абсолютно серьезно произнесла Софья Ильинична. — Я буду ждать.
Динка обернулась к Ягудину и сказала:
—Мне очень понравилось море Исаака. Оно… дышит! И шумит, вот так — ш-ш-ш, ш-ш-ш…
—Да, неплохо, — буркнул Электрон. —
Но Динке уже стало скучно со взрослыми. Она схватила свою акварель и убежала, пообещав Софи стараться как следует. И прямо сейчас нарисовать что-нибудь интересное. Пусть она еще не художник, а только учится.
Даже Элечке не удалось ее задержать.
Нет, решено, спать Тамара сегодня ляжет пораньше. Хотя бы для того, чтобы быстрее наступило утро. Вдруг Лелька действительно поменяла билет и завтра приедет?
Тамара долго крутилась вокруг Софьи Ильиничны, но так и не рискнула спросить, не звонила ли сестра.
Лучше не знать.
Лелька обещала!
По счастью, Динку удалось уложить без особых проблем. То ли отвратительная погода на нее усыпляюще действовала, то ли доконал очередной акварельный рисунок, но заснула племянница на удивление быстро.
Тамара укрыла ее получше, — из открытой форточки ощутимо тянуло влажной прохладой, — взяла со стола последний «шедевр» и хмуро улыбнулась: и тут Питер!
Динка явно пыталась увековечить двор Софи. Серые стены, тусклые окна, два стриженых тополя тоскливо тянут ветки к голубому квадрату неба, где лениво, воздушным оранжевым шариком плавает солнце. Только что нитки к нему Динки не пририсовала.
Смешная. Про дождь будто забыла.
Тамаре бы забыть!
Тамара постояла у окна, послушала монотонную дробь капель о стекло, и длинно зевнула. Покосилась на часы и вдруг вспомнила, что Вера Антоновна обычно оставляет на кухне поднос с наполненными стаканами.
Мол, перед сном полезно глотнуть сока, чая или теплого молока, в доме придерживаются этого обычая издавна, еще дедом Софьи Ильиничны заведено. Не нарушать же традиции.
Вера Антоновна в первый же вечер всех расспросила, кто что любит выпить на ночь. И ровно в десять обещала готовить стаканы.
Сказала — она сама ложится в половине одиннадцатого. «Режим — это основа всего, да-да!» И минут за пять до сна она обязательно заходит на кухню выпить свой стакан чаю с малиновым вареньем. А посуду моет уже утром.
Вера Антоновна так настойчиво приставала ко всем, что гости сдались. Тамара зачем-то заказала себе минеральной воды. Наталья — яблочный сок. Элечка — томатный. Петя — кофе. А этот… с именем… молоко с медом! Чем окончательно расположил к себе суровую домработницу.
Оказалось — муж Софьи Ильиничны тоже любил пить на ночь горячее молоко с медом. И Вера Антоновна накрывала его стакан блюдцем, чтобы молоко медленнее остывало.
Тамара озадаченно сдвинула брови: интересно, а почему сегодня утром подноса с грязными стаканами не оказалось на месте? Вчера она выпила свою минералку почти в половине двенадцатого, все стаканы стояли на подносе пустыми. И грязными. Она пришла на кухню последней.