Сюрприз с дыркой от бублика
Шрифт:
– Я тысячу раз говорила, чего мне не хватает, – ответила она неожиданно спокойно, – свободы! Я не хочу, чтобы за мной всюду таскались твои тупоголовые гориллы!
– Ниточка, ты же понимаешь – я за тебя боюсь! У меня много врагов, они могут похитить тебя, причинить тебе боль…
– Ты сам постоянно причиняешь мне боль! – взвизгнула она, снова заводя истерику. – И не называй меня этим дурацким именем!
Она требовала, чтобы он называл ее Анитой, а ему не нравилось это дурацкое кукольное имя, подходящее для героини мексиканского сериала, он сокращал его на собственный
– Я хочу свободы! – снова завела она старую пластинку. – Хочу встречаться со своими друзьями, а не с теми подонками, которых ты нанимаешь за свои грязные деньги!
Зря она это сказала.
Мужчина побагровел, с размаху ударил кулаком по столу, едва не проломив столешницу:
– Теперь мои деньги – грязные? А когда ты покупаешь на них шубы и машины – они не грязные? Когда покупаешь модные тряпки и дорогие побрякушки – они тебя устраивают? Когда ты ездишь на эти деньги на Багамы, Сейшелы, в Лас-Вегас – они тебе нравятся?
– Не все можно купить за деньги! – патетически воскликнула Анита, как героиня мексиканского сериала.
– Да? – насмешливо проговорил Кабан. – Ты так считаешь? Я тебе это напомню, когда ты будешь просить какую-нибудь новую игрушку!
– Мне ничего не нужно! – снова заныла она. – Ничего, кроме свободы! Я хочу жить по-своему!
– Мозгов у тебя пока мало, чтобы жить по-своему! – проговорил Кабан, взяв себя в руки, справившись с неожиданным приступом ярости, багровой пеленой застилавшей глаза.
– Что я, по-твоему, дура?
– А кто же ты? – он криво усмехнулся. – Вспомни сережки!
Анита опустила глаза, надулась. Ей не нравилось, когда он тыкал ее носом в такие поступки, как тыкают щенка в сделанную им лужу.
– Подумаешь, сережки… – пробубнила она, как обиженный пятилетний ребенок, и вся злость моментально улетучилась из сердца Кабана, уступив место ненужной, непростительной нежности, и Анита тут же это почувствовала, как хитрый зверек, и глаза ее снова загорелись: – Подумаешь, сережки! Ну захотелось мне их надеть! Большое дело! Тебе жалко, да?
– Мне не жалко, – он снова начал раздражаться, – мне ничего не жалко. Но я же тебе объяснял – их никто не должен был видеть! Никто! Ты понимаешь? Это очень опасно!
– Ты боишься? – проговорила она удивленно и расхохоталась. – Ты боишься? Ты же никогда никого не боялся!
– Я не боюсь, – Кабан недовольно поморщился, – кто тебе сказал, что я чего-то боюсь? Просто это действительно опасно! Очень опасно! Из-за твоего минутного каприза могут произойти очень серьезные вещи! Из-за него уже пришлось убить двух людей!
– Ужас какой! – притворно расстроилась Анита. Он видел, что на самом деле его слова не произвели на нее никакого впечатления. – Ужас какой! – повторила она и тут же прошептала: – А может быть, мой каприз этого стоит? Может быть, мой каприз дороже их жизни?
«Стерва! – привычно подумал Кабан. – Маленькая стервочка! Маленькая хорошенькая стервочка!»
– В любом случае этот твой каприз обошелся мне слишком дорого, – произнес он вслух, –
Глаза Аниты наполнились слезами, и она прильнула к нему, прошептав безупречно срабатывавшее до сих пор магическое заклинание:
– Ну папочка!
Георгий Иванович Кабанов, Жора Кабан, как многие называли его за глаза и очень немногие в лицо, железный авторитет, лидер крупной и хорошо организованной группировки, безжалостный и бесстрашный бандит, позорно слабел в присутствии своей дочери.
Анита буквально могла вить из него веревки.
Не случайно по старым бандитским понятиям серьезный признанный авторитет не должен иметь семьи – чтобы у него не было слабого места, в которое можно ударить, ахиллесовой пяты, лазейки, через которую к нему можно подобраться.
У Кабана и не было семьи в обычном понимании этого слова. Он никогда не был женат и никогда не интересовался своими возможными детьми. Но когда мать Аниты узнала, что умирает, что жить ей осталось всего два месяца, она нашла Кабана, пробилась к нему сквозь многочисленную охрану и ближнее окружение и показала семилетнюю девочку, его дочь.
И Кабан сломался. Он позорно поплыл.
Многие бандиты в глубине души удивительно сентиментальны – этому способствует опасная профессия, постоянное соседство смерти, свистящие над ухом пули. Поэтому они обожают надрывные, чувствительные песни, всю дешевую и вульгарную блатную романтику. Кабан думал, что он – исключение. Оказалось, что нет.
Темноволосая семилетняя девочка прямиком вошла в его сердце, даже не вытерев ноги в стоптанных кроссовках, и осталась там навсегда.
Он позволял ей все, тратил на нее огромные деньги.
«Детей надо баловать, только тогда из них вырастают настоящие разбойники», – так говорила атаманша в сказке «Снежная королева».
Жора Кабан убедился в ее правоте на собственном печальном опыте. Во всем потакая своей дочери, он сумел вырастить из нее настоящее маленькое чудовище. Иногда он сам удивлялся тому, что из нее получилось: ее спокойной расчетливой жестокости, бессердечию, капризной детской безжалостности. Чаще, правда, он этого не замечал, прощая ей все, даже такие поступки, за которые убил бы любого из своих людей.
Недавно по несчастной случайности на глаза Аните попались бриллиантовые серьги из того гарнитура. Того гарнитура, о котором абсолютно никто не должен был знать. Она заныла, затребовала их. «Дай мне эти сережки! Ну что тебе, жалко?»
Он сказал, что эти серьги – чужие, что никак не может подарить их ей, предложил взамен любые другие, но ее как будто заклинило. Она хотела эти, только эти.
«Ну хоть поносить! Ну только один раз надеть!»
Он оставался тверд. Эти бриллианты не должен был видеть никто, ни один человек.