Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)
Шрифт:
И что она в этом Зайце особенного нашла? Но, значит, всё-таки что-то нашла, что-то такое в ном есть.
Трудно, очень трудно понять сердце женщины!
И когда мы говорили об этом, нас удивляло ещё одно обстоятельство. Как же так всё быстро и неожиданно получилось? Но потом узнали, что Аня с Серёжей была знакома давно: они ещё в школе вместе учились, за одной партой сидели.
Подруги Зябликовой, из тех, кто любит порой порассуждать о поступках других, потому что своими бедноваты, возмущались:
— Если так, то к чему ей надо было увлекать
А им резонно отвечали:
— Никаких романов Аня и не. начинала. У неё были с этими ребятами просто обыкновенные дружеские отношения. А разве она виновата, что в неё влюбляются? И ничего плохого она вовсе не сделала. Наоборот, посмотрите: Соседкин стал чуть ли не самым лучшим студентом на курсе, да ещё и премию на выставке графики получил за Анин портрет; Порецкий. бросил стиляжничать, включился в ряды спортсменов, в университетской сборной играет и на здоровье не жалуется; Жохов теперь может, с кем хочешь соревноваться не только в плавании, но и в красноречии, и никогда не придётся краснеть ему перед девушками за свой язык. Слышали, как он на последнем собрании выступал? Оратор! Цицерон! И если уж ему Аню заговорить не удалось, то другой он обязательно понравится.
Словом, и Соседкина, и Порецкого, и Жохова — всех троих не узнать!
1961
В ДОРОГЕ
От станции до села Глубокое километров двадцать пять.
Это не так уж много, если дорога хорошая.
Но здесь быстро не проедешь.
Старые, застоявшиеся лужи чередуются с выбоинами. Дальше мостики, объезды…
Эх, дорога! Сколько колёс буксовало на ней! Сколько прочувствованных монологов произнесено водителями!
Такую дорогу может скрасить только одно — общительный попутчик. Тогда и тряску меньше замечаешь, и время быстрей идёт.
Козыреву посчастливилось: общительным спутником оказался сам шофёр «козлика» — светловолосый парень со щедрой россыпью веснушек на лице.
Володя — так он представился Козыреву — не умолкал. Больше всего говорил про свой, глубоковский колхоз.
— В общем, земля ничего, народу хватает. Только с председателями не везёт…
Володя помолчал, раздумывая, потом добавил:
— Моё мнение такое: если бы Найдёнова не взяли от нас, мы бы по району в первые вышли.
— Он кем, председателем был?
— Да. Мы знаете как его прозвали? Генерал! Так и говорили: «Генерал к себе просит», «Пошли к генералу — разберёмся». Звания такого он не имел. Войну, кажется, подполковником кончил. Но на вид очень солидный был. Крупный такой, и виски седые. А главное — хозяйством здорово командовал. Принял колхоз слабеньким, стал поднимать. Пошло дело! В области Найдёнова заметили — к себе забрали. В отдел какой-то. А вместо него Одуванчиков председателем стал. Ну это целая история.
— Расскажите, — попросил Козырев.
— Если желаете, — согласился Володя. — А впрочем, нам с вами всё равно полчаса загорать
Володя помолчал, видимо припоминая историю Одуванчикова. По лицу его бродила улыбка, насмешливая и озорная. Наконец он произнёс:
— И каким ветром занесло к нам этого Одуванчика, не знаю. Где он раньше работал — тоже. Был вроде когда— то преподавателем литературы. Может, это и так. Потому что говорил он вопросами-ответами. Как наша Марья Ивановна. Это школьная учительница. Только она часто, а он медленно, нараспев. Некоторые его даже Певуном называли.
Выступает, к примеру, на собрании:
«Знаете, товарищи, каким будет через пять лет наш колхоз? Богатым. И ещё каким? Многоотраслевым. Сколько пшеницы будем убирать с гектара? По тридцать пять центнеров. А свёклы? По пятьсот…»
Рассказывая, Володя изменял голос, видимо подражая Одуванчикову. Причём делал это не без искусства.
— Прихожу к нему один раз. Сидит. Глаза в потолок. Выражение на лице сладкое.
«Почему бы, говорит, в наши колхозные пруды но напустить рыбы? Это же так просто! Представляешь? В наших прудах плавает карп! И каждый карп какой? Зеркальный! А что лучше карпа? Форель! Несколько лет — и наши пруды полны этой рыбиной. Форель, форель, кругом одна форель!»
Если не. остановить Одуванчика, он пойдёт дальше. Глазки совсем в щёлочки превратятся. А говорит уже почти шёпотом.
«И ещё кроличьи фермы. Кролики — это что? Чистый доход. Ах, как они, мерзавцы, плодятся! В январе родился, а летом он уже кто? Дедушка. Вот, Володя. А если теплицы построить? Шампиньоны выращивать, бессоновский лук…»
Одуванчик так растрогает сам себя — чуть не плачет от умиления. Как будто ему лук этот самый к глазам поднесли.
Вот любил мечтать человек! Какие планы строил! Только дальше этого, по-честному сказать, не шагал.
Прочтёт в книге, как шампиньоны разводить, — загорится. А надо не гореть, а работать. Вот этого он и не умел.
Так что книги ему не помогали. Хотя читал он регулярно. И на столе книги всегда так и лежали целой горкой.
А у нас девчонка есть одна в селе. — Тоська Сметанкина. Она к Одуванчикову всё советоваться ходила. Сама грамотная, сельхозтехникум окончила, в чём хочешь разбирается. Но такая немножко вредная. Хлебом не корми — дай посмеяться.
«Слушайте, председатель, говорит, такой вопрос есть: может ли кукуруза быть хорошим предшественником для яровой пшеницы? Вы, наверно, читали в книгах…»
Одуванчиков думает, а потом говорит:
«По-научному вообще может… Но лучше спросить у деда Игната…»
Много с ним смешного было, с Одуванчиком.
Говорят ему:
«Товарищ председатель, меры какие-то надо принимать, с животноводством провал может получиться».
А он отвечает:
«Не может быть. Вы в коллектив не верите…»
Вот он какой был — верующий!
Или ещё. Приходят к Одуванчикову: так, мол, и так, телок случать надо.
«Валяйте. Случайте. Только без меня».