Сюзанна и Александр
Шрифт:
Я едва удержала животное: оно вот-вот могло встать на дыбы. Шуан держал поводья твердой рукой. Заподозрив недоброе, я не сразу стала выяснять отношения. Я знала этого бретонца в лицо, но, как ни старалась, не могла вспомнить прозвища.
— Вам запрещено сюда приезжать, — промычал он на бретонском наречии, которое в его устах стало почти нечленораздельным.
— Мне? Запрещено?
— Его сиятельство так приказал.
— Что приказал? Можешь ты объясниться?
— Так и приказал: не пускать вас в дом. И не ездите тут,
Взбешенная, я вырвала поводья из рук шуана. Он отступил, но упрямо сверкнул глазами:
— Все это зря, мадам. Здесь не я один. Через каждые два шага тут стоят мои приятели.
— Но я хочу увидеть детей! — вскричала я в ярости.
Он молчал, давая понять, что мои слова не произвели на него никакого впечатления.
— Я хочу поговорить с кем-нибудь из замка, — сказала я твердо. — Ступай позови кого-нибудь.
— А некого звать.
— Как это некого? — спросила я, проклиная на чем свет стоит тупость этих бретонских воинов.
— А так. Герцога нет. А кто с вами еще будет разговаривать?
Скрытое презрение, прорвавшееся-таки в голосе бретонца, задело меня до глубины души. Ну вот, пожалуйста, — они уже все знают. Каждый ублюдок теперь считает себя вправе обвинять меня!
— Мне нужен брат герцога, — сказала я, в порыве отчаяния решаясь на последний шаг, ибо прекрасно знала, как опасна для меня встреча с Полем Алэном.
— Да не выйдет он к вам.
— Ты откуда знаешь?
— Знаю, и все тут. Не любит он вас. Да и кто станет вас любить, если вы такого человека, как его сиятельство…
Я подняла было хлыст и насилу сдержала себя. Мне до ужаса хотелось ударить этого болвана по физиономии. Я опустила руку, ограничившись полным пренебрежения взглядом.
— Кто позволил тебе рассуждать? Что ты понимаешь? — бросила я презрительно. — Ступай позови Поля Алэна, не то я лягу тут посреди дороги и не встану, пока ты не пойдешь!
Потоптавшись на месте, он скрылся среди кустарника. Я не рисковала ехать дальше, зная, что меня могут в любую минуту остановить, а объясняться с кем-то таким же наглым, как этот бретонец, казалось мне невыносимым. Но и ожидание тоже было кошмарным. Мне казалось, за мной следят десятки глаз. Вероятно, так оно и было. Я кусала губы, насилу удерживаясь от желания уехать.
Что и говорить, встреча с Полем Алэном не сулила мне ничего хорошего. После всего случившегося он, скорее всего, меня ненавидит. К тому же еще неизвестно было, отправился ли шуан вправду его звать или, может быть, из упрямства и злобы потопчется где-нибудь поблизости и вернется с сообщением, что виконт не хочет меня видеть. Все можно было предполагать. Но я хотела увидеть Филиппа и девочек: у меня просто сердце изнывало от этого желания. Поэтому я ждала.
Жаль, что Александра нет… Эти тупые бретонцы все наверняка перепутали. Не мог же он не пускать меня к детям. А они и на это распространили запрет.
Я
Он приветствовал меня довольно почтительным поклоном и, когда я сошла с лошади, поцеловал мне руку. Потом протянул какой-то пакет.
— Хорошо, что вы приехали, мадам. Герцог оставил некоторые распоряжения насчет вас, и я должен переговорить с вами.
— Что это? — спросила я, разглядывая пакет.
— Это деньги, мадам. Десять тысяч. Это выдается вам на тот срок, который остается до развода.
Развод! Снова прозвучало это слово. Я вполголоса спросила:
— Так он уехал именно об этом хлопотать? О разводе?
— Не знаю, мадам. Я передаю только то, что мне приказано. Герцог сказал, что и в дальнейшем вы будете получать некоторые суммы.
— Нет, — сказала я, уязвленная до глубины души, и вернула управляющему деньги. — Если он хочет развестись, так горячо хочет, мне не нужны его деньги. Я проживу без них, как жила раньше. А сегодня я приехала вовсе не за деньгами.
— А зачем же?
— Я хочу увидеть сына и дочерей.
— Это запрещено.
Я непонимающе смотрела на собеседника.
— Запрещено? То же самое сказал мне и шуан. Кто же может мне запретить повидаться с моими собственными детьми?
— Герцог, уезжая, распорядился, чтобы вас не подпускали к ним ближе чем на лье. Простите меня, мадам. Мне искренне жаль.
У меня задрожали губы, и бледность разлилась по лицу.
— Господин управляющий, как же это? Ведь это переходит все границы! Я имею право!
— Согласен с вами. Но хозяин здесь — герцог, ему все повинуются и…
— И он действует по праву сильного, вы это хотите сказать? Черт возьми! Какая гнусность!
— Но, мадам… — сказал управляющий, словно желая оправдать хозяина.
Я вскричала, в бешенстве сжимая хлыст:
— Да, гнусность, низость! Если я была плохой женой, это не значит, что я была плохой матерью! Я люблю своих детей! Нет-нет, мне даже трудно поверить, что он поступил так низко… Может быть, вы что-то не так поняли?
— Я все отлично понял. Он не разрешает вам видеться.
У меня перехватило дыхание. Пожалуй, со времен революции я не ощущала такого гнева и ненависти. Да, я в этот миг ненавидела Александра. Да он просто мерзавец! Он что, полагает, я буду мириться с этим? Я на что угодно пойду, но дети будут со мной! Черт возьми, ну а близняшки — какое он имеет право на них? Как он может распоряжаться ими, если они ему никто? Это смешно, да, просто смешно!
— И что же, сударь, он объяснил как-то эту мелочную месть?