Т. 03 Гражданин Галактики
Шрифт:
Может, оно и так, но я никогда о таких не слышал. Идея сводить части в единое целое шикарна, но для этакого нужен какой-то аномально башковитый парень; мы же загибаемся под лавиной информации. Профессор Райсфельд, видимо, о трех головах. Или о пяти.
— Ты с ним еще познакомишься, — добавила Чибис, глянув на часы. — Кип, нам лучше закрепиться. Сейчас сядем… а на пассажиров ему плевать.
Мы снова втиснулись в угол, вцепились друг в друга и замерли в ожидании. Вскоре корабль тряхнуло, пол содрогнулся. Затихло. Я почувствовал
— Ну вот и Луна.
Глава 5
Когда я был маленьким, мы играли в первую высадку на Луну. Потом романтические бредни уступили место трезвым поискам способа достичь лунной поверхности. Но никогда мне в голову не могло прийти, что я попаду на Луну в клетке без окон, как мышь в обувной коробке.
Только мой вес свидетельствовал, что я на Луне. Увеличение веса можно смоделировать с помощью центрифуги. Но уменьшить вес — совсем другое дело; все, что доступно на Земле — несколько секунд полета с трамплина, затяжной прыжок с парашютом, «горка» на самолете.
А если уменьшение гравитации все длится и длится, то вы где угодно, только не на Земле. На Марсе я оказаться не мог; значит — Луна.
На Луне я должен весить чуть больше 25 фунтов. Примерно так я себя и чувствовал — мог бы пройтись по лужайке, не примяв травы.
Несколько минут я просто наслаждался этим, и, забыв о нем и наших бедах, с удовольствием вальсировал по комнате, слегка подпрыгивал, ударялся головой о потолок, и ощущал, как медленно, медленно, медленно опускаюсь на пол. Чибис уселась, пожала плечами и снизошла до улыбки. «Лунный старожил»! А ведь пробыла тут всего-то на две недели дольше моего.
У низкой гравитации немало минусов. Почти нет сцепления с опорой, ноги разъезжаются. Пришлось на собственной шкуре познать то, что я раньше знал только умом: вес уменьшается, но масса и инерция остаются. Чтобы сменить направление, даже при ходьбе, надо наклониться как на скейт-борде, но если нет трения (а у меня в носках на гладком полу его не было), ноги выскальзывают из-под тела.
Падать при одной шестой g не больно, но Чибис хихикала. Я уселся и сказал:
— Смейся, смейся, интеллектуалка. Хорошо тебе, в кроссовках-то, хихикать.
— Извини. Но ты так забавно парил и хватался за воздух, как в замедленном кино.
— Не сомневаюсь. Очень смешно.
— Я уже извинилась. Слушай, возьми мои кроссовки.
Я смерил глазами наши ноги и хмыкнул:
— Спасибо, конечно!
— Ну… ты можешь распороть задники или еще что-нибудь придумать. Мне и так будет нормально. Мне всегда нормально. А где твоя обувь, Кип?
— Да рядышком, четверть миллиона миль отсюда — если только мы вышли на нужной остановке.
— A-а. Ну, здесь она тебе не особенно нужна.
— Ага, — я покусал губу, обдумывая это «здесь» и больше не интересуясь играми с гравитацией. — Чибис?
— Ты о чем?
— О нем.
— Да ничего. Что мы можем сделать?
— Ну а что тогда делать?
— Спать.
— Что??
— Спать…Тот дал нам лучший из даров, кто сонный выдумал покрову что скроет плотной пеленой все мысли наши до одной…
— Хватить выпендриваться! Говори толком!
— Я и говорю толком. Сейчас мы беспомощны, как золотые рыбки в аквариуме. Мы просто хотим выжить. А первый принцип выживания — не застревать на том, что от тебя не зависит и сосредоточиться на том, что ты можешь сделать. Я хочу есть и пить, я себя неважно чувствую, очень устала… и все, что я могу с этим поделать, это лечь спать. Так что если ты будешь так любезен, что помолчишь, я этим и займусь.
— Намек понял. Не надо на меня огрызаться.
— Извини. Когда я устаю, я становлюсь злой, как собака. И папа говорит, что до завтрака ко мне подходить опасно. — Она свернулась калачиком и подоткнула свою растрепанную тряпичную куклу под подбородок. — Спокойной ночи, Кип.
— Спокойной ночи, Чибис.
Тут мне кое-что еще пришло в голову, я заикнулся было… и увидел, что она уже спит. Дыхание ее стихло, лицо разгладилось и больше не казалось настороженным и заумным. Верхняя губа оттопырилась сковородником, и она стала похожа на чумазого херувима. На щеках остались полоски высохших слез. А ведь я не заметил, когда она плакала.
Кип, сказал себе, ты влезаешь в скверную историю; это намного хуже, чем притащить домой брошенного щенка или котенка.
Я обязан позаботиться о ней… или сдохнуть за нее.
Может, так и получится. В смысле сдохнуть. Похоже, о себе-то я никогда не мог как следует позаботиться.
Я зевнул, потом еще раз. У креветки больше мозгов, чем у меня. Я измотался как никогда, хотел есть, пить и вообще мне было паршиво. Я подумал было побарабанить в дверную панель и вызвать толстого или худого. Но… разбужу Чибис, и да и он сочтет это сопротивлением.
Поэтому я растянулся на полу, как часто дремал дома на ковре в гостиной. Оказалось, что на Луне на жестком полу можно очень удобно устроиться; одна шестая земного притяжения — это матрас лучше всякого поролона — той взбалмошной принцессе в сказке Андерсена было бы не на что пожаловаться.
Заснул я мигом.
Снилась мне наиневероятнейшая космическая опера из всех, мною виденных. Теснились драконы, прекрасные девы с Арктура, рыцари в сверкающих скафандрах, действие перемещалось из дворца короля Артура на дно Мертвого моря Барсума [91] .
91
Барсумом называется Марс в марсианской эпопее Эдгара Райса Берроуза (1875–1950).