Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
Я спросила, как его успехи, и отключилась. А потом сделала то, чего в принципе не делаю, но к чему меня иногда вынуждает суровая необходимость: обыскала комнату дочери.
Я считаю, что ребенок имеет право на личную жизнь, но не абсолютное: родительская ответственность за то, что происходит в доме, стоит на первом месте. Если обстоятельства того требуют, право ребенка на личную жизнь можно временно и отменить.
Знаю, что некоторые либералы и все дети не согласятся со мной, но делать нечего.
В комнате у Присциллы был такой
Спиртного я не обнаружила. Нашла тайничок с чем-то вроде марихуаны — я не знала, как она выглядит, но решила, что это именно «травка», потому что на дне ящика были спрятаны две пачечки папиросной бумаги — а табака нигде не нашлось, ни россыпью, ни в сигаретах. Зачем еще нужна папиросная бумага, как не для сигарет особого сорта?
Еще одну странную находку я сделала в ванной, в самой глубине шкафчика: маленькое квадратное зеркальце и при нем бритва «Джем» с односторонним лезвием. Я дала Присцилле большое ручное зеркало, над туалетным столиком у нее трельяж — зачем ей еще одно? Я долго смотрела на эти два предмета, зеркальце и безопасную бритву, потом поискала еще и нашла, как мне и помнилось, бритвенный прибор «Жилетт» и начатую пачку обоюдоострых жилеттовских лезвий — ни одного «Джема» больше не было. Тогда я обыскала ванную и комнату вторично. Не оставила без внимания даже комнату Дональда, хотя и знала, что там пусто, как в буфете у матушки Хаббат [163] , поскольку убиралась там после его отъезда. Белого порошка, похожего на сахарную пудру, мне не встретилось — но это доказывало только, что я не сумела найти тайник.
163
Героиня известной английской детской песенки: «Матушка Хаббат полезла в буфет песику косточку дать. Глядь, а в буфете-то косточки нет. Нечего псу поглодать».
Я положила все обратно — так, как было.
Около часу ночи в дверь позвонили. Я спросила, не вставая с постели:
— Кто там?
— Я, мама, Дональд.
(Ах ты такой-сякой!)
— Ладно, входи.
— Не могу, дверь закрыта на засов.
— Извини, я еще не проснулась. Сейчас спущусь. — Я накинула халат, сунула ноги в шлепанцы, сошла вниз и впустила сына. — Входи, Дональд. Садись. Когда ты ел в последний раз?
— Перехватил «биг-мак» в Бетани.
— Боже ты мой. — И я принялась его кормить. Когда он уничтожил гигантский многоярусный сэндвич и управился с большой тарелкой шоколадного мороженого, я спросила: — Ну и зачем ты приехал?
— Ты сама знаешь, мама. Чтобы повидать Присс. Ты сказала, что она во мне не нуждается, но ты ошибаешься. С самого детства, когда ей было плохо, она бежала
(О Боже! Надо было судиться. Нельзя было оставлять своих младших детей под опекой у этой… да поздно спохватилась! Отец, почему ты дал себя убить в битве за Британию? Мне нужен твой совет. И мне так тебя не хватает!)
— Дональд, Присциллы здесь нет.
— Где же она?
— Не скажу.
— Я не уеду в Гленнвилл, не повидав ее, — уперся он.
— Твоя проблема. Дональд, мое терпение истощилось, и я не знаю, что еще с вами делать. Моих советов вы не слушаете, моим приказаниям не подчиняетесь, а отшлепать вас нельзя — слишком взрослые. Больше уж яничего не придумаю.
— Ты не скажешь, где она?
— Нет.
— Тогда я останусь здесь, пока не увижу ее, — тяжело вздохнул он.
— Зря ты так думаешь. Ты не единственный упрямец в нашей семье, сынок. Поговори еще, и я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы забирал тебя — я с тобой не справляюсь…
— Я с ним не поеду!
— …а потом закрою дом и сниму себе квартиру, где поместится только Полли с песочным ящиком, и больше никто. Я так и собиралась сделать, когда явились вы с сестрой — ради вас я переменила планы и сняла этот дом. Но вы обращались со мной по-хамски, и мне надоело расшибаться в лепешку. Я иду спать. Можешь прилечь здесь на кушетке. Но если, когда я встану, ты еще будешь дома, я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы приезжал за тобой.
— Не поеду я с ним!
— Твоя проблема. Следующим шагом будет суд по делам несовершеннолетних, но это ужепусть отец занимается. Ты сам сделал выбор шесть лет назад, и он твой опекун но закону.
Я встала и тут вспомнила кое о чем:
— Дональд, ты знаешь, как выглядит марихуана?
— Ну… наверно.
— Знаешь или нет?
— Ну, знаю.
— Подожди-ка, — я вышла из комнаты и тут же вернулась. — Что это такое?
— Это марихуана. Ладно тебе, мама, все теперь покуривают.
— Только не я. И тем, кто живет в моем доме, это тоже запрещается. А теперь скажи, для чего нужно вот это, — я достала из кармана халата зеркальце, нелепое в девичьей комнате, из другого осторожно извлекла одностороннее лезвие и положила на зеркальце. — Ну что?
— Что я должен сказать?
— Ты пробовал когда-нибудь кокаин?
— Да нет.
— Но видел, как это делается?
— Мама, если ты хочешь сказать, что Присс кокаинистка, то могу ответить только, что ты не в своем уме. Конечно, почти все ребята в наше время пробуют, но…
— И ты пробовал?
— Ясное дело. Вахтер в нашей школе его продавал. Только мне не понравилось. От него нос гниет, знаешь?
— Знаю. И Присс тоже пробовала?
— Наверно. Похоже на то, — сказал он, глядя на зеркальце и бритву.
— Ты сам видел?
— Один раз. Выругал ее как следует. Сказал, чтобы больше этого не делала.