Т. 11 Угроза с Земли

Хайнлайн Роберт Энсон

Последний из прихожан скрылся за дверями храма, только пономарь еще продолжал заниматься какими-то своими делами во дворе. Прошло еще несколько минут, показавшихся Маккинону бесконечными, ибо ему все это время приходилось прижимать пальцем верхнюю губу, чтобы удержаться от чихания, пока пономарь наконец не вошел в церковь и не закрыл за собой дверь.

Тогда Маккинон выбрался из своего убежища и помчался к дому, который наметил заранее, так как тот стоял на краю расчистки и был дальше других от церкви.

Собака поначалу вела себя подозрительно,

но он ее успокоил. Дом был заперт, однако задняя дверь легко поддалась взлому. У него голова закружилась, когда он увидел пищу — черствый хлеб и твердое соленое масло, изготовленное из козьего молока.

Неверный шаг, сделанный пару дней назад, заставил его искупаться в холодном горном ручье. Несчастье не было уж так велико, но потом оказалось, что все питательные таблетки размокли и превратились в месиво. Он, конечно, ел их весь день, но к вечеру они заплесневели и их пришлось выбросить.

Хлеба ему хватило на три ночевки, но масло растаяло и нести его дальше было нельзя. Он пропитал им, как мог, очерствевший хлеб, а остальное слизал с пальцев языком. Потом долго мучила жажда. Через несколько часов после того, как он съел последнюю крошку украденного хлеба, он достиг первой своей цели — главной реки, куда впадали все остальные реки Ковентри. Где-то ниже по течению она уходила под занавес Барьера, а дальше текла в океан. Поскольку Ворота были закрыты и охранялись, это был единственный путь для бегства, открытый одинокому храбрецу.

А сейчас это была просто вода. Его мучила жажда, так как простуда еще не прошла. Однако, чтобы напиться, придется ждать темноты: вдали на берегу виднелись люди, некоторые, как ему показалось, носили форму. Один из них привязывал к причалу легкое каноэ. На это каноэ Маккинон сразу же положил глаз и ревниво следил за ним, уже считая его своей собственностью. Суденышко все еще стояло на месте, когда сгустились сумерки.

Луч раннего утреннего солнца защекотал у него в носу, и Маккинон чихнул. Он проснулся мгновенно, поднял голову и осмотрелся вокруг. Каноэ, которое он украл, плыло по середине реки. Весел не было. Он никак не мог вспомнить — были они раньше или нет? Течение быстро несло лодку вперед. Похоже, при такой скорости он мог за ночь и до Барьера добраться. А может, он уже проплыл под ним? Нет, это, конечно, полная ерунда.

И тут он увидел Барьер — всего лишь в миле от него — черный и грозный. И все же это было самое чудесное из всех зрелищ, что попадались ему в пути за последние дни. Маккинон был слишком слаб и болен, чтобы радоваться, но вид Барьера укрепил решимость, которая заставляла его не останавливаясь двигаться вперед. Маленькое суденышко царапнуло дно. Он увидел, что течение в излучине пригнало его к берегу. С трудом он выбрался из лодки, затекшие мышцы и суставы отчаянно ныли. Вытащил нос лодки на песок. Потом передумал, отпихнул ее от берега, дав самый сильный толчок, на какой был способен. Он долго следил, как челнок исчезает за поворотом — не было смысла оставлять улики своего выхода на берег.

Большую

часть дня он проспал, проснулся лишь один раз, чтобы уйти с солнца, которое уж очень стало припекать. Но солнце выгнало холод, скопившийся в его костях, и он почувствовал себя гораздо лучше. Хотя Барьер был всего лишь в миле или около того, ему понадобилась чуть ли не вся ночь, чтобы, следуя извивам реки, добраться туда. Что Барьер близко, он узнал по столбам пара, поднимавшимся над водой. Когда солнце взошло, Маккинон принялся обдумывать, что делать дальше. Барьер пересекал реку поперек, но стык между ним и водой скрывался облаками пара. Где-то под поверхностью — но как глубоко он не знал — Барьер кончался. И его нижний край, приходя в соприкосновение с водой, заставлял ее кипеть.

Медленно, неохотно и без всякого героизма Маккинон начал стаскивать одежду. Время действовать пришло, но он его не торопил. Ему попался обрывок бумаги, данный Мейги, захотелось еще раз поглядеть, что там написано. Но купание в горной речке превратило бумагу в кашу, и прочесть текст было нельзя. Он выкинул ее. Впрочем, сейчас все казалось неважным. Тело его сотрясала крупная дрожь, хотя солнечные лучи были теплы. А потом думать уже стало не о чем — на том берегу появился патруль. Может, они видели его, может — нет. Он нырнул.

…Глубже, все глубже, как только хватает сил… еще глубже, и попробуй добраться до дна, чтобы убедиться, что ты опустился ниже этой ревущей смертельной основы Барьера… вот уже пальцы коснулись ила… теперь поднырни под Барьер… может это тоже смертельно, как и попытка подняться над ним… скоро ты это узнаешь… а в какую сторону плыть?., тут ведь нет указателей…

Он оставался под водой, пока терпели его измученные легкие. Затем стал всплывать и почувствовал на лице прикосновение кипятка. В бесконечные мгновения отупляющей тоски и одиночества он понял, что попал в ловушку между жаром и холодом воды — в ловушку под Барьером.

Двое солдат лениво болтали, сидя в крошечном доке неподалеку от Барьера. Река, вырывавшаяся из-под Барьера, никакого интереса для них не представляла. Они видели ее тысячи раз за долгие дни опостылевшей службы. За спиной зазвенел сигнал тревоги, заставивший их насторожиться.

— В каком секторе, Джек?

— На нашем берегу. Да вот же он, видишь?

К тому времени, когда они его вытащили и положили на палубу дока, прибыл сержант в сопровождении рядового.

— Жив или уже жмурик? — спросил он.

— Мертвяк, по-моему, — ответил тот, чья очередь делать искусственное дыхание еще не подошла.

Сержант расплылся в улыбке, выглядевшей весьма странно на его грубом лице.

— Ни хрена себе! А я заказал «Скорую». Ладно, пускай везут прямо в морг.

Медицинская сестра успокаивала его, но Маккинон поднял такой крик, что ей пришлось вызвать дежурного хирурга.

— Спокойно, спокойно. Что это еще такое? — говорил ему медик, одновременно нащупывая пульс.