Т. 12 Фрайди

Хайнлайн Роберт Энсон

— Благодарю. В какой-то степени ты прав. Кто следит за выходом на второй катер? Есть там кто-нибудь?

— Грзхем. Ну этот, рыжий. Вы его видели, наверное?

— Слишком часто.

— Это место я выбрал, потому что вы тут были с мистером Аделлом вчера. Или позавчера — как вам больше нравится.

— Мне неинтересно, как ты там время рассчитываешь. Пит, что будет, когда нас хватятся?

— Меня, может, и не хватятся. Тупица Джо — простите, Джозеф Стейбен — это просто я его так называю… я просил его сменить меня после завтрака. Насколько я знаю Джо, он не

станет поднимать шума, если не найдет меня около люка. Он просто усядется на палубу и поспит еще несколько часов — до тех пор, пока кто-то не явится открывать люк. А потом он будет ждать, пока не отправится катер… а потом — отправится в свою каюту и будет ждать, когда я вернусь. Джо — парень надежный, но тупой. На это я и рассчитывал.

— Пит, все звучит так, будто ты все заранее спланировал.

— Да. Только я не планировал, что в результате мне дадут по шее и я заработаю дикую головную боль. Если бы вы дали мне хоть слово сказать, вам бы не пришлось меня тащить — такую тяжесть.

— Пит, если ты заговариваешь мне зубы, чтобы я развязала тебя, то ты напрасно тратишь слова. Лаешь не в тот колодец, так сказать.

— Вы хотите сказать «не на то дерево»?

— Неважно куда — все равно зря. И нечего мою речь критиковать. Умник выискался. Плохо твое дело, Пит. Давай думай, скажи что-нибудь поумнее, чтобы я могла не убить тебя, а оставить тут. Потому что капитан прав: я собираюсь удрать с корабля. И по тебе скучать не собираюсь.

— Ну… Одна причина такая. Мой труп могут найти здесь утром, когда на Пальмире будут катер разгружать. Тогда начнут искать вас.

— А я в это время, дорогой, уже буду за много-много километров от катера, по другую сторону горизонта. И потом: почему это меня будут искать? Я на тебе отпечатков пальцев не оставлю. Будет только несколько красных пятен вокруг шеи, и все.

— Мотивы. Вероятность. Пальмира. Пальмира — жутко принципиальная планета в отношении соблюдения законов. Может, вам и удастся там высадиться — кое-кому удавалось. Но если вас будут разыскивать за убийство, совершенное на борту корабля, местные помогут в розысках.

— А я буду утверждать, что сделала это из соображений самозащиты. Ты насильник известный. Ради бога, Пит, что же мне с тобой делать? Ты — загадка для меня. Ты знаешь, что мне трудно убить тебя — я не умею убивать хладнокровно. К этому меня надо вынудить. Но оставить тебя связанным… дай-ка посчитаю… пять да три будет восемь, да еще два часа накинем до начала разгрузки… значит, десять часов минимум. А мне придется тебе рот заткнуть… а тут холодает, однако…

— Да, холодает здорово. Может быть, вы будете так добры и набросите на меня свитер хотя бы?

— Ладно, только потом он мне понадобится — кляп из него сделаю.

— Но… мне не только холодно, у меня руки и ноги онемели. Мисс Фрайди, если я останусь связанным на десять часов, у меня начнется гангрена — я и руки, и ноги потеряю. На Пальмире регенерацию делать не умеют. А пока я доберусь туда, где делают такие операции, я уже буду безнадежным инвалидом. Милосерднее убить меня.

— Проклятье, не пытайся меня разжалобить!

—

Сомневаюсь, что это вообще возможно.

— Слушай, — сказала я ему, — если я тебя сейчас развяжу и дам одеться, чтобы ты не замерз, ты мне позволишь связать тебя попозже и рот заткнуть, чтобы ты не шумел? Или мне придется вырубить тебя посильнее, чем раньше. Рискуешь остаться с переломанной шеей. Я это умею, ты знаешь. Ты меня в деле видел…

— Я не видел. Видел только результаты. Слышал.

— Это одно и то же. Значит, знаешь. И знаешь, почему я на такое способна. «Мать моя — пробирка…»

— «…скальпель — мой отец», — закончил он пословицу искусственников за меня. — Мисс Фрайди, я вовсе не собирался позволить вам отключить меня. Вы, конечно, быстрая… но и я быстрый, и руки у меня длиннее. Я знал, что вы — искусственница, но вы не знали, что я — тоже. Так что, случись драка — я бы победил.

Сидя в «лотосе», я выслушала это потрясающее заявление. У меня кружилась голова. Только не обмануться! И… господи, только бы меня не вырвало!

— Пит, — сказала я умоляюще, — ты бы не стал мне врать, правда?

— Я врал всю свою жизнь, — ответил он. — И вы тоже. Однако…

Он замолчал и напряг руки… Повязки лопнули! Знаете, какова прочность на разрыв скрученного рукава хорошей, крепкой рубашки? Покрепче манильского каната такой же толщины, попробуйте.

— Не хотелось рубашку рвать, — доверительно сообщил Пит. — Хорошо хоть свитер остался. Но штаны рвать не хотелось бы — придется на людях появиться, а когда я себе новые добуду? Вам полегче будет развязать узлы, так, может, развяжете, мисс Фрайди?

— Перестань называть меня «мисс Фрайди», Пит. Раз уж мы оба — искусственники…

Я стала развязывать узлы.

— Почему же ты мне раньше не сказал?

— Да, надо было. Но все время что-то мешало.

— Ну, вот… Ой, как у тебя ноги замерзли. Давай я разотру.

Нам удалось немного поспать — или мне одной. Пит тряс меня за плечо. Я открыла глаза. Он прошептал:

— Пора просыпаться. Наверное, скоро приземлимся. Уже огни зажгли.

Тусклый, сумеречный свет пробивался сверху и снизу сквозь упаковку нашего убежища. Я зевнула:

— Я замерзла.

— Сожалею. Но снаружи еще холоднее. Я тоже окоченел.

— Ты этого заслуживаешь. Насильник. Вообще ты слишком худой, Пит, надо бы тебе жирку набрать немного. Это напоминает мне о том, что мы не завтракали. Но стоит только подумать о еде, и мне кажется, что меня сейчас вырвет. Ой…

— Ну… переползай через меня, я тебе для этого дела уголок уступлю. Только аккуратно, а то места мало. И постарайся потише. Сейчас тут уже кто-то может быть.

— Грубиян. Бесчувственный грубиян. Назло тебе не буду.

В общем-то, чувствовала я себя не так уж плохо. До того как я ушла из каюты, я приняла голубую таблетку. Немного сосало под ложечкой, но это можно было перетерпеть. То есть не то ощущение, когда орешь, выпучив глаза: «Выпустите меня отсюда, я больше не могу!» Весь запас таблеток, которыми меня снабдил доктор Джерри, у меня был с собой.