Т. 12 Фрайди
Шрифт:
— Да, доктор. Вы пришлете медсестру, чтобы я могла уйти? Я увольняюсь.
— Хорошо. Сестра…
— Секунду, доктор, — вмешался Смит. — Мисс Макинтош, я приношу вам свои извинения за то, что оскорбил вас. Я впадаю в детство. Это признак очень глубокой старости. Но, доктор, если сестра Макинтош все же решит уйти — я надеюсь, что этого не произойдет, но тем не менее, — выпишите ей премию в тысячу долларов. Ее исполнение обязанностей было совершенным. Несмотря на то что я ей всячески мешал.
— М-м… Посмотрим. Сестра, идемте…
Когда
— Йоханн, ты маразматик только тогда, когда это выгодно.
— Приходится использовать это оружие, — хмыкнул Смит. — Что мне еще остается?
— Деньги.
— Ах, да. Про деньги я и забыл. Так забывают про воздух. Ведь я и жив-то благодаря деньгам… Я просто злюсь, Джейк. Как человек, ни за что посаженный в тюрьму. Тюрьма называется старостью…
— Старости нет, пока ты управляешь собой, Йоханн. Я понимаю, что это заявление дурно пахнет… а впрочем, делай, что хочешь, я ни на чем не настаиваю.
— Спасибо, Джейк, ты настоящий друг. Черт, ты иногда нужен мне даже больше, чем Юнис, хотя она намного симпатичнее. Юнис, скажи, девочка: я несносен?
Секретарша пожала плечами. Это было красивое движение.
— Вы такая лапочка-вонючка, босс… время от времени. Но я научилась не обращать на это внимания.
— Вот, Джейк. Если бы Юнис хоть раз отказалась терпеть мои выходки — вот как ты, например, — то я уже был бы самый приятный босс в мире. А так я использую ее в качестве предохранительного клапана.
— Юнис, — сказал Сэлэмэн, — в любое время, как только вам надоест это опутанное проводами дерьмо, вы прихбдите ко мне и получаете эту же работу за такое же жалованье…
— Юнис, твое жалованье удвоено.
— Спасибо, босс, — быстро сказала секретарша, — запись сделана, время проставлено. Бухгалтерию я уведомлю сама.
— Понял, да? — закашлялся Смит. — И не пытайся перекупить ее, старый козел. У тебя не хватит «капусты».
— Маразматик, — оскалился Сэлэмэн. — Кстати, о «капусте». Кого ты прочишь на место Паркинсона?
— Еще не думал. Есть кандидат?
— До сих пор не было. Но сейчас мне кажется, что это могла бы быть Юнис.
Долгую секунду Юнис не могла скрыть изумления. Потом на ее лицо вернулось прежнее выражение.
— Об этом я не думал, — признался Смит. — Но мысль хорошая. Юнис, как бы ты отнеслась к перспективе стать директором?
Юнис отключила диктописец.
— Если это шутка…
— Дорогая моя, — сказал Смит мягко, — я никогда не шучу с деньгами. А для Джейка деньги — единственная святыня. Ты знаешь, что он продал свою дочку и бабушку в бордель в Рио?
— Вранье, — сказал Сэлэмэн. — Только бабушку. И старушка не подкачала! Благодаря ей мы прикупили еще одну спальню.
— Босс, но я полный ноль в бизнесе!
— Ну и что? Директора ничем не управляют, они только формируют политику. А про это ты знаешь больше, чем кто-либо из них, — ты же варишься в этом котелке уже хренадцать лет. Будешь исполнять все те же
— Вы думаете, я справлюсь, сэр?
— Мы же справляемся. Загляни в старые записи — как бы мы с Джейком ни изображали перебранки, а всегда голосовали так, как договаривались заранее.
— Я это давно заметила, — сказала Юнис.
— Вся конспирация коту под хвост, — сказал Смит. — Решено, Джейк: она — новый директор. Да, и еще один тайный пункт: если нам вдруг понадобится вакансия — ты уйдешь в отставку? Ничего, естественно, не теряя.
— Конечно, сэр. И даже без отступного.
— Почему без? Очень даже с отступным… Понимаешь, Юнис, я хочу быть уверенным, что у Джейка всегда будет надежный запас голосов — причем я не хочу увольнять обскурантов без крайней необходимости. Не стоит подставлять фон Риттеру свой нос для очередного щелчка… Итак, вы директор, дорогая. Формальности — на том же собрании акционеров. Добро пожаловать в истеблишмент. Теперь ты не благородный пролетарий, а контрреволюционер, предатель, штрейкбрехер, шпик, фашистский пес. Как теперь самочувствие?
— Не пес, — возразила Юнис. — Все остальное правильно, но я-то женщина. Значит, сука.
— Юнис, я не только не использую такие слова сам, но, знаете ли, не в восторге, когда их используют леди.
— А может ли фашистский штрейкбрехер быть леди? И вообще — я выучила это слово в детском саду.
— Я впервые услышал его, выбираясь из… э-э… ну, вы меня поняли, ребята, — и пусть оно там и остается.
Сэлэмэн зарычал:
— У меня нет времени выслушивать доморощенных лексикологов! Конференция закончена наконец?
— Что-что? Да она только начинается. Та ее сверхсекретная часть, из-за которой я выставил милейшую мисс Макинтош. Наклонитесь-ка ко мне.
— Постой, Йоханн, — Сэлэмэн огляделся вокруг. — Прежде чем начнутся тайны, давайте удостоверимся, что нас не подслушивают. В кровати есть микрофон — это раз. Кресло, наверное, тоже оборудовано им?
— Э-э… — старик выглядел озадаченным. — Вообще-то я всегда использовал гонг…
— Йоханн, семь к двум, что нас слышат. Юнис, дорогая, вы не посмотрите эти медицинские пульты — может быть, разберетесь, где там можно отключить микрофоны?
— Сомневаюсь, конечно… но посмотрю. Если это не слишком отличается от моего столика… Так. Вот это точно не запись речи, а сердце и дыхание. Сердце бьется… Нет, я не нахожу ничего такого. Но речь легко можно снять с любого из этих каналов до того, как звук пройдет через фильтр. Я не знаю, делается ли это… Проклятье, я могу отключить запись, но я не уверена, что это записывается только в одном месте. А не в двух. Или в трех. Мне очень жаль…
— Не расстраивайтесь, дорогая, — сказал Сэлэмэн. — В этой стране с середины прошлого века уединиться невозможно. Я могу позвонить одному парню, и он сфотографирует вас в вашей же ванне, да так, что вы никогда об этом не узнаете.