Шрифт:
Удерживать цыгана было трудно — лицо Т. покраснело.
— Вы уверены, что не желаете прекратить? — спросил он хриплым от напряжения голосом. — Еще не поздно...
— Я разрежу тебя на ремни, — прошипел цыган.
Т. сощурился.
— В Евангелие от Матфея сказано, — проговорил он, причем из его голоса вдруг исчез весь хрип, — кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и левую. Евангелист Лука повторяет: ударившему тебя по щеке подставь и другую...
Т. подтянул цыгана ближе к себе, так, что их лица почти соприкоснулись.
— Вы, сударь, имели наглость ударить
Т. яростно мотал головой из стороны в сторону, и с каждым движением лицо цыгана покрывалось новыми надрезами от зазубрин вплетенного в бороду булата. Цыган уже кричал, а Т. все повторял:
— Правая! Левая! А вот правая! А вот опять левая!
Наконец цыган разжал руки и выронил свои кривые ножи. Тогда Т. пинком ноги оттолкнул его. Воя от страшной боли, цыган выставил перед собой руки и побежал прочь, чуть не опрокинув оказавшегося на пути Кнопфа. Увидев его окровавленное безглазое лицо, Кнопф содрогнулся и потянулся к лежащему в пыли револьверу.
Не теряя ни секунды, Т. бросился навстречу, перекувырнулся в прыжке и подхватил с дороги «дерринджер» мертвого сыщика. Когда Кнопф навел свой револьвер на Т., ему в лоб уже глядели два расположенных друг под другом ствола.
— Так вот отчего вас называют «Железная Борода», — прошептал бледный Кнопф. — Кончить это раз и навсегда. Убьем друг друга, раз никто не может взять верх...
— Послушайте, Кнопф, — ответил Т., — мне тоже в тягость эта бессмысленная дуэль. Но поверьте, я могу рассказать вам нечто такое, что полностью изменит ваш взгляд на происходящее. Проявим, наконец, некоторую взаимную терпимость...
— Терпимость? — усмехнулся Кнопф. — Вы изощренный и жестокий убийца, граф. С вашей бороды каплет кровь, а вы говорите про терпимость? Да вы просто хотите до конца насладиться моей смертью. Наверняка вы замыслили для меня что-то особенно мрачное...
— Не валяйте дурака, — сказал Т. — Давайте объяснимся, пока мы одни и нам не надо играть эти чертовы роли. Я давно хочу с вами поговорить.
— Да о чем же?
— Я расскажу вам то, что мне довелось узнать о причинах нашей, э-э-э... вражды. Видите эту лавку возле барака? Давайте уберем револьверы, присядем и поговорим.
XI
Пока Т. говорил, Кнопф внимательно осматривал свои рыжие тупоносые башмаки, хмурясь и пришептывая — словно прикидывая, не пора ли нести их в починку. Однако слушал он внимательно — когда Т. замолчал, он сразу же сказал:
— Значит, чтобы подытожить. Нас с вами создает некий демон по имени Ариэль, который является творцом и владыкой этого мира, так?
— Он не считает себя демоном, — ответил Т. — Он называет себя истинным человеком. И создает он нас не в одиночестве, а вместе с целой шайкой таких же сущностей как и он. Но вы правы — для нас с вами, разумеется, он демон. Или, скорее, бог — но не благой, а довольно злобный и недалекий.
— Вы находитесь в постоянном контакте
— Не то чтобы в постоянном, — сказал Т. — Он сам выбирает, когда и в каком обличье появиться. Но общаемся мы часто.
— А про меня этот демон сообщил, что я тоже его творение, но по сравнению с вами как бы второсортное и эпизодическое?
— Да, в общих чертах так, — согласился Т. — Только не обижайтесь. Наша с вами природа такова, что глупо говорить о чьем-то превосходстве. Мы просто чужая выдумка, порождение мыслящих нас по очереди умов...
И Т. указал куда-то вдаль.
— Ага, — сказал Кнопф. — Понятно. Эти умы выдумывают нас с художественной целью?
— Да, — ответил Т. — Хотя при этом сильно сомневаются в художественной ценности своего продукта. Как я понял, их цель гораздо ближе к коммерческому скотоводству, чем к художеству.
Кнопф забарабанил пальцами по скамейке.
— Скажите, а эти ваши демоны рассказали, зачем вы идете в Оптину Пустынь? — спросил он. — И почему ваши попытки наталкиваются на такое ожесточенное сопротивление?
— Конечно, — сказал Т. — Я должен попасть туда, чтобы покаяться и примириться с церковью. Демонам это нужно для интриги, которую я сам не понимаю до конца.
— А как вам объяснили мою роль?
— Вы строите мне козни, чтобы было интересней.
— Значит, чтобы было интересней, — повторил Кнопф. — Лучшие агенты сыскного отделения гибнут как мухи, чтобы было интересней... И все?
Т. кивнул.
Где-то за рекой три раза громко пробил колокол. Звук у него был меланхолический и какой-то вопрошающий.
Кнопф встал с места и принялся быстро ходить взад-вперед перед лавкой — его, казалось, переполняли эмоции.
— Скажите, — спросил он, — доводилось ли вам слышать от вашего Ариэля про обелиск Эхнатона?
— Нет, — ответил Т.
— А про гермафродита с кошачьей головой?
— Тоже нет. А что это такое?
— Знаете, — сказал Кнопф, — как и большинство сыщиков, я по убеждениям материалист и атеист. Но после вашего рассказа я готов поверить в существование сверхъестественного мира. Может ли быть, чтобы вас действительно вели духи зла, как верят некоторые петербургские сановники?
— Меня? — от изумления Т. выпучил глаза. — Духи зла? Вы в своем уме?
— Хорошо-с, — сказал Кнопф. — Не желаете ли ознакомиться с моей версией происходящего?
— Будет любопытно.
Кнопф опустился на лавку.
— В тысяча восемьсот шестьдесят первом году, — заговорил он, — да-да, граф, именно в год освобождения крепостных, в Египте, в окрестностях древних Фив, нашли странную могилу. Сначала археологи решили, что это захоронение какого-то жреца, или, может быть, фараона, поскольку фараонов нередко хоронили тайно — но представьте себе изумление раскопщиков, когда в огромном саркофаге погребальной камеры они нашли разбитый на части обелиск. Его осколки были залиты битумным маслом и завернуты в бинты, словно мумия. От обелиска сохранились только фрагменты, но даже того, что египтологам удалось прочесть, оказалось достаточно, чтобы в дело вмешался Ватикан. Обелиск был уничтожен, а открытие навсегда скрыто от человечества...