Та, что будет моей
Шрифт:
— Валю! — повторил он и, если бы в него с детства не заложили базовые основы хорошего воспитания, точно бы сплюнул. — Только не говори, что ты мою дочь в честь него назвала.
— Я назвала ее в честь бабушки. И если тебя это успокоит, с Валентином мы познакомились уже после ее рождения. Совсем недавно.
— Ты где его подцепила вообще? В консерватории? Или, может, в читальном зале библиотеки рядом сидели?
— А тебе-то какая разница, Вишневский, где я его подцепила? — она скрестила на груди руки и улыбнулась. — Тебя моя
— Ты воспитываешь моего ребенка! Который видит как…
— Откуда ты знаешь, что именно она видит? — не дала даже договорить, бросившись на амбразуру, едва только речь зашла о дочери в таком ключе. — Ты понятия не имеешь, как мы жили все эти годы, не знаешь, через что мне пришлось пройти, как мы тут справлялись вообще, а теперь заявился и решил, что имеешь право стоять тут и указывать мне, что я могу делать, а что нет?
Глаза метали молнии, и та, что недавно просила сбавить тон, апеллируя тонкими стенами, сейчас сама говорила далеко не шепотом.
— Лучше уходи, хорошо? Живи своей красивой дорогой жизнью, меняй тачки и подружек, а в наши жизни с дочкой не лезь! Не было тебя столько лет и не надо! — на секунду ее голос дрогнул, но действительно лишь на секунду — собралась она на зависть быстро, даже он, который сызмальства привык держать себя в руках, мысленно поаплодировал ее железобетонной выдержке. — Пожалуйста, Артур, уходи.
— Посылаешь меня, значит, да? Прямо как тогда…
— Кто бы говорил, — горько усмехнулась она, и причину ее усмешки он не понял.
Ведет себя так, будто это он кругом виноват. Кинул ее, использовал, хотя на деле все было совсем наоборот.
Хотя это так по-женски, свалить свою вину на мужика.
— Значит, так, — подумав, принял решение он. — Я хочу, чтобы моя дочь узнала правду.
— Ни. За. Что! — отрезала она, и так твердо, что он малость обалдел.
Да кто подменил его Веснушку? Ту, скромную, робкую, милую?
Стоп. Он подумал его?
— Валюша знает, что папы у нее нет. И я не позволю травмировать ее психику! Сейчас ты появишься, поиграешь в отца, потом тебе надоест и ты испаришься, и что делать потом мне? По психологам ее водить? Она слишком впечатлительна.
— В смысле — нет папы? — опешил он. — Совсем?
— Совсем.
— И где я? Ты что, наплела ребенку расхожих сказок о том, что ее отец капитан дальнего плавания, который затерялся где-то в море? Или что там в этом случае говорят.
— Я сказала, что тебя просто нет. Вырастет, сама поймет. И наверняка примет мою сторону.
— Я не согласен.
— Мне все равно. И на тебя, и на твои слова.
Вот упрямая!
Он злился, негодовал, не понимал, какого черта происходит. Разговор пошел вот совершенно не по тому сценарию, что он себе придумал.
Он впервые очутился в подобной ситуации и оказался к такому совершенно не готов, хотя раньше думал, что ничто не сможет вывести его из равновесия. И даже понимая, что
Конечно, он прекрасно знал, что все сказанное им будет полной профанацией, но был обязан проверить ее настоящие эмоции.
— Все равно на меня, значит… — тихо проговорил он и подошел к ней еще ближе. Убрал упавшие на грудь рыжие пряди и не без удовольствия отметил, как быстро забилась венка на ее шее и как тонкие предплечья покрылись мурашками. — Тогда я просто заберу у тебя свою дочь, — это прошептал уже на ухо. — Вот и все.
Где-то внизу бахнула металлическая дверь и послышались тяжелые шаги по ступенькам.
Она подняла на него округлившиеся глаза, в которых плескался настоящий животный испуг.
Она, та самая Веснушка. Без налета стервозности и напускной смелости. Он сделал ставку на не совсем честную игру и она оказалась верной.
— Ты не посмеешь.
— Еще как посмею, ты же знаешь. Ты сама отказалась со мной по-хорошему. А по-плохому я не люблю.
— Да как ты…
— Ты с самого начала повела себя неправильно, все решила за меня. Почему бы мне не взять реванш?
— Да она не нужна тебе! Ты хочешь сделать это мне назло, да? Скажи, что я права. А я права!
— А что тут у вас происходит? — раздался за спиной удивленный бас, и Вишневский раздраженно обернулся.
Позади стоял огромный, словно медведь, мужик, удерживая в каждой руке по пакету из супермаркета. Да в нем килограмм сто пятьдесят, не меньше. Здоровенный белобрысый гризли: грузный, неповоротливый.
Но не смотря на его габариты Вишневский был твердо намерен избавиться от мешающего элемента. Даже рискуя своими идеальными зубами.
— Шел бы ты, мужик, куда шел.
Мужик захлопал белесыми ресницами и перевел непонимающий взгляд на Веснушку:
— Аглая, это вообще кто?
Веснушка скинула со своего плеча руку Вишневского и, вздохнув, устало провела ладонью по лицу:
— Это Артур, мой… знакомый. Артур, это Валентин. Мой сосед и друг.
Тот самый Валя?
М-да, совсем не так он его себе представлял. Этому Вале только тушки освежевывать. Причем голыми руками.
Но не взирая на это элемент не переставал быть мешающим. И Вишневский, рискуя своим элитарным фейсом, кинул на человека-гору хмурый взгляд:
— Иди, Валя. У нас тут серьезный разговор с твоей соседкой.
— Аглай… — одно слово, а звучало как призыв к действию. Ручки пакетов тревожно затрещали в огромных кулаках.
Вишневский знал, что большие шкафы и падают громко, и настроение, кстати, благоволило как никогда, но драка закончилась не успев начаться.
— Иди, Валь, все нормально, — снова вздохнула.
— Точно?
— Точно.
— Ну, если что, зови, — предупредил он и, переваливаясь, скрылся за соседней дверью.