Та, что приходит вопреки

Мартовское солнце играло в стеклах буфета радужными рыбками. Димур сидел у окна и листал книгу. Время от времени он поглядывал в окно, проверяя: ничего не изменилось? Двор пересекала тройная цепочка следов. Она решительно, словно нож раскройщика, сворачивала к подъезду, а затем бросалась прочь. Девушка в черном топталась у мусорных баков, не отваживаясь войти.

–  Давай уж, решайся, гил, - бросил Димур вполголоса, - чай

И девушка услышала его. Беспомощно поведя плечиком, зашагала к подъезду - словно в омут бросилась.

Димур налил чаю: себе в пиалу с летучими мышами, гостье в кружку. За спиной уютно гудел холодильник. На белой эмали его дремал игрушечный щенок с магнитами в лапах. К щенку этому гости относились загадочно. Не один, так другой подвешивал зверька на краю пропасти: передние лапы на крышке, задние в воздухе.

Люди опытные скажут, что это крик о помощи.

Димур же считал, что его гости забыли порох господа.

Звонить гостья не стала. Она топталась под дверью, не решаясь войти.

–  Открыто, - позвал Димур.
– Входи-да, не бойся. Я-человек говорю.

Замок щелкнул.

–  Здрасьте.
– Гостья придержала сползающий с плеча рюкзачок.
– А я к вам. Можно?

Робость различается по возрастам. Бывает детская - озорная, щенячья. Годам к шестнадцати она становится хмурой и насупленной, чтобы смениться очаровательной сутулостью двадцатилетия. Вот как сейчас.

–  Мне сказали, кроме вас, никто не поможет. Это правда, да?

–  Правда. Садись, гил, - Димур протянул кружку с чаем.
– Звать-то тебя как?

–  Тамой. Томкой только не зовите, - предупредила она сердито.
– Я вам не собака.

Снег таял на шубке, заставляя мех топорщиться черными иглами. Димур разглядывал третью. Скуластое лицо, удивительно белая кожа, волосы в тон шубке… вернее, наоборот. И - вызывающе розовая прядь надо лбом. И - черные тонкие колготки (хотя по мартовским погодам лучше бы джинсы).

–  Тама, - проговорил он.
– Утро начинается с доброй удачи. Ты ведь не знаешь этого слова, маленькая гил?

Ресницы вверх-вниз. Тама пожала плечиками и беспомощно улыбнулась.

–  Садись, Тама, я-человек говорю. Когда ты сбежала из дому?

–  Сегодня… сейчас то есть.
– Она взяла кружку и осторожно отпила.
– Да!
– вдруг выпалила она.
– Вы же не знаете! Я ночью все поняла. Ну… что я особенная. И куда идти сразу поняла.

Веки Тама чернила густо-густо - видимо, так полагалось в ее представлении женщинам-вамп. Утром она ревела, и на щеках остались едва заметные черные полоски.

–  А чему вы будете меня учить?
– спросила она деловито.
– Против вампиров, да?.. Или, - понизила голос, - вы темный? Я и темной могу, не думайте! У меня даже вон…

Она схватилась за рюкзачок.

–  Ой!..

Движения его Тама не заметила - таким быстрым оно было. На рукаве Димура, там, куда плеснул кипяток, расплылось влажное пятно. Спасенная пиала дымилась в руке.

–  Цы-ыпа.
– Тама потрясенно выдохнула: - Вы ее поймали! Но как?!

Димур не ответил. Поставил пиалу на подоконник - подальше от края, от непредсказуемой гостьи - и взял со стола чайничек.

–  Она у вас любимая, да? Учитель подарил?

–  Учитель… Я ее украл. У Ян… у одной гил вроде тебя.

–  Значит, любимая, - отрезала Тама.
– А на вид такая уродская, с мышами… - И спохватилась: - Слушьте, а чему вы меня учить будете? Боевке? Ну, в смысле магии боевой?

Обожженное колено саднило. Димур покачал пиалу в пальцах (летучие мыши укоризненно взмахнули крыльями) и приказал:

–  Раздевайся.

–  Чего?..

–  Раздевайся, говорю. Это первый урок.

Пальцы Тамы потянулись к верхней пуговице шубки и замерли. Глаза подозрительно блеснули:

–  Вы… серьезно?!

–  Совершенно. И не реви, опять тушь потечет.

Напоминание про тушь и про «опять» подействовало. Тама растерялась. Стянув черный с розовым свитер, она застыла, зябко обнимая себя за плечи.

–  Юбку… тоже?..

–  Юбку оставь пока. И бюстгальтер не надо, с ним ясно все, вот сапоги сними.
– Фразы ложились барабанной дробью. В их ритме билась жестокая сила приказа.
– Стань у стола, где свет.

Димур осмотрел шубку и с сожалением бросил на стол. Поднес к глазам свитер; ткань затрещала искрами статического электричества.

–  Мне холодно!

–  Стой-жди, маленькая гил. Я-человек говорю. «Цыпа, - дернула плечом Тама.
– Словно с армейским

барабаном разговариваешь».

Димур обошел вокруг Тамы, разглядывая мочки ее ушей. Заставил вытянуть в стороны руки и осмотрел пальцы.

–  Порох господа… без ауры, да. Выворачивай карманы. До сих пор Тама крепилась. Но тут уж, конечно, не выдержала:

–  Как это - без ауры?! Я что - мертвячка?! И карманов у меня нету!

–  Ц-ц-ц, маленькая гил. Нет так нет, рюкзачок покажи.

–  Не стану!
– она прижала рюкзак к груди. И вдруг рванула завязки: - Да на, подавись! А то, что у меня миссия… что я с детства всем чужая… это плевать?! Да?..

На стол посыпалась разная мелочевка, что обычно копится в девчачьих рюкзачках: просроченные билеты, фломастеры, монетки. Помаду и духи Димур отложил сразу. Поколебавшись, добавил к ним фонарик. На «дерринджере» его взгляд задержался:

–  Бандитов боишься?

–  Одного, - хмуро отозвалась Тама.
– Который пистолет подарил.