Та, что стала Солнцем
Шрифт:
Они свернули с главной дороги и увидели впереди крохотный огонек. Не ярче случайной вспышки света в закрытых глазах. Там стоял дом прорицателя. Когда они вошли в дом, девочка поняла, почему отец разрезал тыкву.
Первое, что она увидела, была свеча. Свечи стали такой редкостью в Чжонли, что ее свет показался волшебным. Пламя свечи поднималось на высоту ладони и колебалось на конце, как хвост ужа. Красивое, но вызывающее тревогу. В своем лишенном света доме девочка никогда не чувствовала темноту снаружи. Здесь они стояли в пузыре из света, окруженные темнотой, и свеча лишила ее способности видеть то, что
Прежде девочка видела прорицателя только издали. Теперь, оказавшись так близко от него, она сразу же поняла, что ее отец не был стар. Прорицатель был, наверное, таким древним, что помнил время до императоров-варваров. Из родинки на его морщинистой щеке рос длинный черный волос, вдвое длиннее, чем тонкие седые волосы на подбородке. Девочка не могла оторвать от него глаз.
– Глубокоуважаемый дядюшка. – Отец поклонился и вручил прорицателю тыкву. – Я привел к вам восьмого сына семьи Чжу, Чжу Чонба, под звездами его рождения. Не можете ли вы поведать нам его судьбу? – Он вытолкнул Чонбу вперед. Тот с готовностью шагнул к прорицателю.
Прорицатель обхватил лицо Чонбы старыми ладонями и стал поворачивать то в одну сторону, то в другую. Он нажимал большими пальцами на лоб и щеки мальчика, измерил его глазницы и нос, ощупал череп, определяя его форму. Потом взял мальчика за запястье и пощупал пульс. Веки его опустились, а выражение лица стало суровым, замкнутым, будто он получал некое послание из далекого источника. На его лбу выступил пот.
Это продолжалось долго. Свеча горела, а темнота снаружи, казалось, сжималась вокруг них. По коже девочки поползли мурашки, ее охватили дурные предчувствия.
Все они подскочили, когда прорицатель отпустил руку Чонбы.
– Скажи нам, уважаемый дядюшка, – настойчиво попросил отец девочки.
Прорицатель вздрогнул и поднял глаза. Он задрожал, потом произнес:
– В этом ребенке таится величие. О, как ясно я это увидел! Его деяния станут гордостью вашей семьи и прославят сто поколений ваших потомков. – К изумлению девочки, он встал, а потом поспешно опустился на колени у ног ее отца. – Должно быть, вы прожили свои предыдущие жизни необычайно добродетельно, если боги наградили вас сыном с подобной судьбой. Господин, для меня честь быть знакомым с вами.
Ошеломленный отец девочки опустил взгляд на старика. И ответил через несколько мгновений:
– Я помню день, когда родился этот ребенок. Он был слишком слабым и не мог сосать, поэтому я проделал путь до монастыря Ухуан и сделал пожертвование, чтобы он выжил. Мешок желтых бобов весом в двадцать цзинь [4] и три тыквы. Я даже обещал монахам, что отдам его монастырю, когда ему исполнится двенадцать лет, если он выживет. – Его голос сорвался, в нем одновременно слышались и радость, и отчаяние. – Все мне тогда говорили, что я глупец.
4
Традиционная китайская мера веса; в КНР в настоящее время составляет 500 граммов.
«Величие». Этому слову не было места в Чжонли. Девочка слышала его только в рассказах отца о прошлом. В рассказах о том золотом, трагическом времени до нашествия варваров. О времени императоров, правителей
Когда они вышли, девочка задержалась на пороге темноты. Что-то заставило ее оглянуться на старика в круге света. Она прокралась обратно и свернулась в маленький комочек перед ним, касаясь лбом земли, ее ноздри наполнил идущий от нее мертвый запах мела.
– Почтенный дядюшка. Предскажите мне мою судьбу. Что меня ждет?
Она боялась поднять глаза. Порыв, который заставил ее вернуться, этот горячий уголек в животе, покинул ее. Пульс стал частым, как у кролика. Тот пульс, в котором заключалась модель ее судьбы. Она думала о том, что в Чонбе заключена великая судьба. Каково это – чувствовать, что ты несешь в себе семя силы? На мгновение она подумала, нет ли и в ней самой потенциала и что она просто раньше не знала, что именно искать, у нее не было для этого названия.
Прорицатель молчал. Девочка почувствовала, как ее охватывает холод. Все ее тело покрылось пупырышками гусиной кожи, и она пригнулась еще ниже, пытаясь убежать от темного прикосновения страха. Пламя свечи резко взлетело вверх.
Затем, будто издалека, она услышала, как прорицатель произнес:
– Ничего.
Девочка почувствовала глубоко внутри себя тупую боль. Это болело семя внутри нее, ее судьба, и она поняла, что все время это знала.
Дни ползли медленно, со скрипом. Желтые бобы семьи Чжу заканчивались, вода становилась все более непригодной для питья, а в ловушки девочки попадалось все меньше добычи. Многие из оставшихся в живых деревенских жителей отправились по дороге среди холмов, ведущей в монастырь и дальше, хотя все понимали, что меняют смерть от голода на смерть от рук бандитов. Один лишь отец девочки, казалось, обрел новую силу. Каждое утро он стоял под розовым куполом безупречно чистого неба и твердил, как молитву:
– Дожди придут. Нам нужно только терпение, и вера в то, что Небеса подарят Чжу Чонбе великую судьбу.
Однажды утром девочку, спящую в ямке, которую они с Чонбой вырыли для себя рядом с домом в земле, разбудил какой-то шум. Это потрясло ее, они почти забыли, какие звуки издает жизнь. Выйдя к дороге, они увидели нечто еще более удивительное. Движение. Не успели они ни о чем подумать, как мимо них пронеслась громоподобная волна шума: мужчины на грязных конях стремительно проскакали по дороге, подняв тучу пыли.
Когда они исчезли, Чонба спросил, маленький и напуганный:
– Армия?
Девочка молчала. Она не могла поверить, что эти люди были частью той темной, текущей реки, красивой, но всегда далекой.
Стоящий за их спинами отец произнес:
– Бандиты.
В тот вечер трое бандитов вошли, пригнувшись, под обвисшую крышу пристройки семьи Чжу. Девочке, скорчившейся на кровати вместе с братом, показалось, что они заполнили комнату своими огромными размерами и зловонием. На рваной одежде зияли дыры, распущенные волосы свалялись. Девочка впервые видела людей, обутых в сапоги.