Та, которую я...

Аверков Дмитрий

Мы переглянулись. Раз велел, значит, надо. Ничего не поделаешь. Мы, конечно, разбивали друг другу физиономии и прежде, но вот так — всей толпой на одного…

Адель замерла в сторонке, явно предвкушая, как мне сейчас перепадет.

Рекруты взяли меня в кольцо и медленно приближались. Я вертелся на месте, как загнанный зверь, и ждал, когда же посыплется град ударов со всех сторон.

И в какой-то момент я случайно споткнулся и растянулся на земле, нападающие бросились ко мне…

Подумал, что сейчас точно запинают сгоряча, чтобы показать

себя перед молодой госпожой, и уже хотел дать своей тайной силушке полную волю, но «однокашники» вмиг рухнули на меня сверху, образовав кучу-малу, и затихли.

Адель, сообразив, что бить меня не будут, с легкой досадой ушла.

— Чем же ты не угодил княжне? — спросил Прохор, когда мы поднялись с земли и принялись отряхиваться.

— Тем, что спас ее от верной смерти, наверное, — буркнул я.

Да и хорошо, что никто даже не догадывается, чем же я таким «не угодил» Аделаиде…

Вечером я аккуратно завел разговор с Марфушей.

— Скажи, а что будет, если титулованную особу потрогать?

— Как это потрогать? — недоуменно уставилась служанка.

— Ну, не знаю, прикоснуться к ней случайно, — уточнил я, как можно расплывчато.

— К кому это к ней? — Марфуша вперила в меня пронзительный взгляд и тут же взволнованно всплеснула руками: — Вы княжны касались, что ли?!

— Да, — кивнул я. — Я ведь спасал ее… Руками.

— Так-то могут и руку отсечь, — нахмурившись, сказала служанка. — Но если при спасении… Это уже они, господа, сами решают — рубить или наградить.

— Вот прямо так всё сурово? — усмехнулся я, нервничая.

— Ну да, — подтвердила Марфуша. — Лучше вообще свои руки подальше от них держать. Ну а если по-другому никак, то заведомо надо их согласием заручиться. Чтоб потом не вышло чего…

— И тут со всеми так? В смысле руки подальше держать? — хмыкнул я.

— Отчего же со всеми, — хихикнула, чуть смущаясь, Марфуша. — Это у господ такие правила. Особенно касательно девиц. Если их будут трогать все, кому не вздумается, кто же их после этого замуж возьмет? Такое пятно на девичьей чести, — И добавила странным голосом: — А простолюдинок можно трогать… с их согласия и даже без. Нет, ну если кто-то пожалуется, то охальника обязательно накажут. Но редко кто жалуется. Да вроде и никогда не жалуются…

Как после этих слов я должен был себя повести?

Конечно, решительно!

— А где твоя каморка? — глухо уточнил я. — Где ты спишь?

— Почему каморка? Нормальная у меня комната, — буднично отозвалась девица и подробно рассказала, где находится ее жилье — вдруг она срочно мне понадобится, и я кинусь ее разыскивать.

Я с сожалением осознал, что все мои решительные устремления свелись лишь к этому: я хотел пробраться к ней в комнату, чтобы, нет, не в ее белье покопаться, хотя и этого не исключаю, а в первую очередь выяснить — шпионит ли она за мной? Может, найду там улики.

Уже неоднократно убедился в том, что в этом мире до того, как что-нибудь сделать, нужно всё обстоятельно взвесить и хорошенько обдумать.

А если Аделаида заставила Марфушу меня соблазнить, а потом мой поступок афишируют и меня за это на кол посадят?

Запросто!

О том, что я позволил себе с княжной, она никому не посмеет рассказать, а с помощью служанки отомстит мне за всех разом.

Вот какой я догадливый!

Или это просто включилась перестраховка резервиста? Когда что-то само плывет в твои руки, истинный резервист обязательно примется грести по воде так, чтобы это ЧТО-ТО благополучно проплыло мимо.

Ведь мы, резервисты, не привыкли к активным действиям и всегда придумаем кучу отмазок в любой ситуации… Даже располагающей к воплощению ночных фантазий…

Да ладно, не только ночных…

А может, меня остановило нечто другое? И я надеялся, что помешало оно мне лишь в этот раз…

* * *

Утром Прохор объявил, что пусть он и не очень доволен нашими успехами, но придется курс обучения завершить. Князь велел ускоренно увеличивать число служивых, теперь Прохору нужно заниматься со следующими группами рекрутов.

И уже сегодня пройдет обряд посвящения.

Я подошел к нему и поинтересовался, почему других служивых невидно в усадьбе.

— У нас мало действующих магических воинов и все они рассредоточены по княжеству, — пояснил он. — Раньше не было нужды держать большое войско. Но времена изменились. Внутри империи не враждовали, а теперь всё к этому и идет. Со стрельцами — просто, их сейчас каждый день по сотне набирают и свозят в полевой лагерь для подготовки. А кандидатов в служивые отыскать не так легко.

— Ну да, преданность роду надо доказать, — продолжил я его мысль.

— Вот-вот, — кивнул он.

— Мне хранитель говорил, что если обратишься против своих господ, то тотчас сам от магии и подохнешь, — вспомнил я. — Так и чем тогда вызваны опасения?

— Неверный человек может много нехорошего наворотить даже с одним зарядом кольца, — хмуро сказал Прохор. — Был случай давно. Один такой своих же товарищей перебил. Кочевники его подкупили. Поэтому каждый род внимательно относится к выбору тех, кому готов доверить свою магию. Ведь фамильный почерк, магический след остается надолго. И нетрудно вычислить — магия какого Очага использовалась. Натворишь глупостей или гадостей, и этот позор или преступление падут тенью на весь род.

— И как же вы проверяете благонадежность кандидатов? — поинтересовался я и напомнил самодовольно: — Со мной-то всё ясно — я княжну спас.

— По-разному, — уклончиво ответил Прохор.

Я понял, что он не желает продолжать разговор, и отправился в покои. Мои будущие коллеги тоже пошли готовиться к обряду посвящения. Их поселили в домишке неподалеку от усадьбы. С ними я еще успею подружиться, да они и так уже показали, что относятся ко мне лояльно — даже при княжне не стали превращать меня в отбивную.