Та, кто приходит незваной
Шрифт:
С удивлением Евгений наблюдал за отношениями других отцов и сыновей. В чужих семьях дети и родители ссорились, испытывали злость, даже ненависть друг к другу. Нередки были и наказания, унижения, битье, оскорбления со стороны отцов… А сыновья отвечали ненавистью и раздражением.
Как люди могли жить в этом аду и, главное, зачем?
Но с другой стороны, разве лучше то, что Леня совершенно не приспособлен к сегодняшнему миру, не может противостоять грубости и жестокости? Что делать Евгению, как воспитывать сына?..
Около
Остаток вечера мужчина играл с сыном, потом уложил его спать.
— Женя! — вдруг позвала его из спальни Ира. — Ты куда?
— Никуда, — ответил он. — Я за компьютер. Поработать надо.
— Погоди… Иди сюда.
Евгений вошел в спальню, закрыл за собой дверь.
Ира лежала под одеялом напряженная, тугая — точно натянутая струна.
— Скорее, — сквозь зубы, едва слышно, произнесла она, протягивая руки. Прелюдий Ира не признавала. Зачем? Когда ее одолевало желание (что бывало нечасто), она превращалась в амазонку. Скачущую наездницу, на бешеной скорости совершающую чудеса джигитовки. Сверху, снизу, сбоку, еще нечто немыслимое, невероятное, напоминающее акробатику.
Ира в свое время какими только видами спорта ни занималась… Танцовщица, знаток йоги, владеющая всеми возможными асанами, гимнастка с великолепной растяжкой.
Но то, что происходило сейчас, перешло все границы. Евгений на какое-то время, зараженный азартом жены, перестал соображать, стал ее партнером в этих диких плясках.
— Быстрее… Еще… Еще… — сквозь зубы, с искаженным лицом, кусая губы, бормотала Ира. Даже страшно за нее стало — разве может это маленькое, почти девчоночье тело выдержать подобные истязания? А вдруг эта нежная кожа изотрется, лопнет, брызнув во все стороны алой кровью?..
— Еще. Так. Быстрее. Сильнее, — отрывисто командовала Ира. Потом закатила глаза, и ее тело забилось в мощных судорогах.
Евгений сполна отхватил и свой кусок удовольствий.
Но потом наслаждение, такое острое вначале, принялось таять, таять, становясь пустотой. Он ужаснулся: что же такое они делали сейчас, изуверство какое-то! Неужели Ире не больно было? Даже неприятно теперь самому. Против воли откуда-то из темноты пришла мысль «всякий зверь после соития печален…».
Открыл глаза — Ира смотрела на свою ладонь. А на ладони — темная полоса. Кровь?
— Ты что? — встревоженно спросил он.
— Все в порядке, — тихо, довольно произнесла Ира. — Наконец-то! Я уж думала, что беременна. Весь день с этой мыслью ходила, с утра мучилась, думала, удавлюсь тогда. Ты меня буквально спас, Женя.
— Чем это я тебя спас?
— Ты знаешь, — отрезала она.
— Ира, если ты думаешь,
— Да ничего я не думаю. Я просто знаю, что мне это помогает всегда, и точка. Считай меня дикой и необразованной! — Ира чмокнула мужа в лоб и повернулась на бок.
— А как же эти твои… таблетки? — растерянно спросил Евгений.
— Женечка, ты наивный. Стопроцентной защиты нет… Помнишь Лизу Старыгину, работала со мной раньше? Забеременела третьим со спиралью, родила четвертого после перевязки труб… Вот так-то.
Уснула Ира буквально через мгновение после того, как произнесла последние слова.
Евгений еще несколько минут лежал рядом с женой, потом встал и отправился в соседнюю комнату.
Включил компьютер, но почему-то, вместо того чтобы сразу взяться за работу над сценарием, полез в Интернет, набрал в поисковике — «Лили Марлен». И вот он, перед ним, текст старой немецкой песни, да еще в переводе Иосифа Бродского:
Возле казармы, в свете фонаря
Кружатся попарно листья сентября.
Ах, как давно у этих стен
Я сам стоял, стоял и ждал
Тебя, Лили Марлен…
Слова показались Евгению довольно банальными. И весь сюжет песни — каким-то устаревшим, скучным по смыслу. Тебя, Лили Марлен. С тобой, Лили Марлен. Моя Лили Марлен. Меня, Лили Марлен… Их либе дих. То есть «я люблю тебя».
Скучная, пустая немецкая песенка, которая ни уму, ни сердцу, что-то вроде архаичного «ах, мой милый Августин!». И только магия гениального поэта, Бродского, украшала эту простенькую песню.
Кто она, эта Лили Марлен? Румяная крепкая девица с белыми локонами, круглыми коленями, упругими икрами. Пахнущая парным молоком и дешевыми духами.
Кстати, Лиля полностью попадает в этот образ, недаром Чащин ее так и прозвал — Лили Марлен.
Какая она, Лилия Селуянова?
Очень смешливая. Сентиментальная (вон как природу обожает!). Но и бойкая одновременно. Простодушно-циничная, грубоватая — умеет ответить шуткой на шутку.
Выглядит вульгарно. Ну ладно, не вульгарно, а на грани вульгарности — эти завитые белые локоны, оранжевая помада… Костюм какой-то старомодный. Туфли на толстых каблуках, которые надоедливо стучат об асфальт…
Довольно-таки крупная. Не полная, нет, но ширококостная. Из тех, про кого говорят «кровь с молоком». Крестьянская порода.
В нее невозможно влюбиться, невозможно потерять из-за нее голову. Интересно, какой у нее муж? Наверное, тоже крупный такой дядька, лысый, с угрюмым взглядом, отличный семьянин. За жену убить может, но на людях чувства не проявляет. Их любовь тоже проста и незатейлива. А может, и затейлива, напоминает эротические сценки из комедийного фильма…
Лилю невозможно сравнить с Ирой. Ира — тонкая, трепетная лань. Лиля — колхозная кобылка.