"Та самая Аннушка", второй том, часть первая: "Другими путями"
Шрифт:
— Какая?
— Чтобы ты ещё несколько лет был таким же, как сейчас, а не начал превращаться в унылого старика, как вы все. Когда ты не взял ихор, я подумала… Нет, вру, не подумала. Просто где-то кольнуло: «Он не хочет быть со мной! Он хочет постареть и уйти!»
— Это чушь.
— Я знаю. Налить ещё?
— Давай. Что-то не цепляет, совсем как Донку.
— Пройдёт, не парься. У тебя совсем быстро, микродоза же. Просто чуть больше выпей, и всё.
— Стараюсь, — отсалютовал стаканом я.
— Если откинуть все пиздострадания, то в сухом остатке выходит вот что: я пытаюсь понять, влюбилась или нет. У меня нет опыта в чувствах,
— И что ты будешь делать в каждом из вариантов?
— Если нет, то всё просто: будем кататься, веселиться, трахаться, и расстанемся в любой момент, когда мне или тебе это надоест.
— А если да?
— Тогда, солдат, всё сложно.
— Почему? Что мешает поступать как в первом варианте?
— То, что ты будешь для меня важен. Мне будет не безразлично, что ты думаешь, чего хочешь, где ты и что с тобой. Я буду бояться тебя потерять. Я должна буду многое тебе рассказать.
— Это не обязательно.
— Это, сука, неизбежно. Если да. А если нет — то и говорить не о чем. Пусть скелеты остаются в своих шкафах.
— Честно сказать, не понимаю логики.
— А тебе и не надо. Главное, что я понимаю. Или мне так кажется, а на самом деле я накидалась и несу чушь. В любом случае, иди уже спать. Я ещё искупаюсь, и тогда лягу.
Я подумал, не пойти ли спать в отель, но потом решил, что там слишком пыльно и плохо пахнет, лучше на свежем воздухе. Расстелил спальник, завернулся в него и уснул.
Проснулся от того, что его расстегнули мокрые холодные руки.
— Вода ледяная, — сказала Аннушка.
— Иди, согрею.
Оказавшись внутри спальника, она повела себя так непринуждённо, что я спросил:
— Так это вариант один или два?
— Это вариант «заткнись и иди сюда», солдат.
Меня он полностью устроил.
* * *
Утром к разговору не вернулись. К моему большом облегчению — не умею отношения обсуждать. Жена эту мою черту терпеть не могла, её злило, что я отмораживался. Но её многое во мне злило. Зачем только замуж вышла? Наверное, думала, что перевоспитает, но как-то не сложилось.
По пути говорили про Калеба. Я половину их разговора вчера пропустил, потому что на форт было нападение, и нас попросили помочь. Аннушка делегировала меня, велев считать это знаком доверия. Она, мол, доверяет мне свой пулемёт. Пришлось оправдывать.
Местные, пожалуй, и сами бы справились. Я так и не понял, на что рассчитывали всадники, скачущие вокруг стены на странных лысых голенастых зелёных тварях. Вооружены нападавшие однозарядными ружьями и стреляют из них довольно метко, но со стены нам палить всяко прикладистей, тем более, из пулемётов. Пулемёты тут похуже — ствол короткий, разброс большой, точность так себе. В общем, меня выдвинули как финальный аргумент — выкатили прямо на «Чёрте» задом в ворота, даже не заводя, просто вытолкали, и я показал, что такое дальнобойный ПКТ в умелых руках. Если нападавшие предполагали, погарцевав и постреляв на грани прицельной дистанции, величаво удалиться потом в закат, то им был сюрприз — я даже
Пару таких притащили в форт живыми, и оказалось, что они тоже зелёные, как и их «кони». Люди как люди, но как будто их с детства в слабом растворе зелёнки купали. Пленники были ранены, и кровь у них текла красная, так что версия с хлорофильной формой жизни отпадает. Жаль, было бы интересно. Всё-таки, раз Мультиверсум бесконечен, он мог бы быть и поразнообразнее. А то везде всё те же люди и всё те же проблемы.
Пленников быстро утащили с площади, так что не знаю, что с ними стало потом. Скорее всего, ничего хорошего — обычно в конфликте оседлой и кочевой культур (условные «ковбойцы» vs «индейцы» или «русские vs татары») слишком большой разрыв в мировоззрении, чтобы ожидать конвенционных процедур типа обмена пленными. Потом пришла Аннушка, и мы уехали, так что эта история осталась для меня без финала.
— Мы с Калебом в Школе учились, — пояснила она, хотя я не спрашивал.
— Я помню. Ты говорила.
— Он всегда был балбес, а когда подрос, ещё и бабник жуткий. Неотразимо обаятельный засранец, мало кто ему мог отказать. Я могла.
— Я понял.
— Вряд ли в полной мере. Умение нравиться — часть его способности корректора. Некоторые из нас получили что-то в этом роде в довесок к синим глазам. Не все. Не знаю, почему.
— Ты получила, — сказал я утвердительно.
— Да. Не спрашивай, ладно?
— Как скажешь.
— Однажды я тебе расскажу. Может быть.
— В варианте «у нас всё серьёзно»? — уточнил я.
— Да, звучит как тупая пиздострадальческая фигня, — признала Аннушка. — Но ничего изящно-саркастического в голову не приходит, прости. Не в форме я что-то. Нервы и всё такое.
— Калеб был тебе дорог?
— Наверное, да. В какой-то момент я чуть не пошла на штурм Ареопага с пулемётом, чтобы его спасти.
— У тебя не штурмовой пулемёт.
— Что?
— У тебя какой-то колхозный гибрид ПКТ и ПКМ, с прицельными, но с электроспуском. Чтобы с ним куда-то идти, надо переделать сначала. Смотри, первым делом снимаешь блок электроспуска. На его место клепаешь накладные пластины, которыми зажимаешь самопальный приклад с пистолетной рукояткой. Ребята их клеили из фанеры в несколько слоёв. Затем удаляешь предохранительную планку, в дне ствольной коробки выпиливаешь…
— Блин, я фигурально выражаясь!
— Да? Ну ладно. Но если что, обращайся, я умею.
— Вот, сбил с мысли… О чём я?
— Про Калеба и штурм Ареопага.
— А, да. Это долгая история с хреновым финалом. Калеб меня временами дико бесил, часто вёл себя как дебил, иногда как мудак, но я знала его с детства. Он не был плохим человеком. Легкомысленным, не слишком умным, самовлюблённым придурком, не умеющим удержать член в штанах — да. Но не злодеем. И я хотела понять, как он оказался замешан во всём этом кровавом говне.