Табель первокурсницы
Шрифт:
Неужели тюрьма? У отца в замке была такая, прошлой зимой туда угодил Смешек, продырявивший бочку Лозийского. Он насмерть замерз в каменном мешке. «Поделом» — сказал тогда граф Астер и велел выкинуть тело за околицу.
— Принимай, — скомандовал седовласый мастер Тиболт другому мужчине, помоложе и поменьше ростом, — Ивидель Астер с первого потока Магиуса. На семидневку.
— Это та, что корпус Манока спалила? — спросил черноволосый, бряцая ключами на поясе.
— Она самая, — старый рыцарь кивнул тюремщику, не произнеся более ни
— Я смотритель подвалов Райнер, — мужчина посмотрел на мои ботинки, поднял взгляд выше на тяжелую метущую пол юбку, куртку на лисьем меху и остановился на бледном от страха лице, — Следующие семь дней ты проживешь здесь. У меня будут с тобой проблемы, Астер?
— Нет, сэр, — пискнула я.
Что это со мной? Многие отрабатывали наказания, и никто еще не умер. Тогда откуда эта дрожь? Никто никогда ранее не наказывал Иви Астер! За исключением матушки конечно, но ту хватало только на то, чтобы запереть дочь в комнате и пожаловаться кормилице. Как водилось, я сразу вылезала в окно, спускалась по плющу и до вечера носилась по лесу, собирая сладкие ягоды, словно какая-то крестьянка. И дикий плющ ни разу не выдал меня, пока его под моим окном зачем-то не срезал старик Доусен.
— Крыс не боишься?
— Нет… не знаю.
Конечно, я боялась, но магу такой страх не к лицу. Магу никакой страх не к лицу!
— Шучу, — добродушно проворчал смотритель, вот только глаза оставались серьезными и колючими, — Иди за мной, принцесса. Апартаменты уже подготовили.
Следом за смотрителем я спустились ещё на один уровень и остановилась напротив массивной черной решетки. Все-таки камера? Я шмыгнула носом, раздумывая сразу зареветь и подождать.
Отец и брат терпеть не могли женских слез, понятия не имея, что с ними делать. Но Райнер мне не сват, не брат и даже не учитель. Слишком колюче смотрит, слишком насмешливо, словно подначивая: “Ну давай, выкинь что-нибудь!” Я вспомнила про спаленную лабораторию и опустила глаза. Самое противное, что они еще и счет папеньке выставят, а граф Астер прижимист. Как бы из приданого не вычел.
Апартаментами мастер Райнер называл камеру три на пять метров, без окон, но на удивление теплую и сухую. Пока мы спускались сюда, воображение уже успело нарисовать холодный и влажный каземат, полный крыс, слизней и плесени. А также героическую смерть от голода и холода, роскошные похороны, лакированный гроб, многоголосие плакальщиц и моё последнее, пышное белое платье, так контрастирующее с чёрным траурным нарядом матушки.
— Устраивайся, — пожелал Райнер, захлопывая за спиной массивную решетчатую дверь.
Я обернулась, смотритель медленно уходил во тьму. Замка на решетке не было, если не считать круга силы поверх прутьев. Камера явно предназначена для удержания мага. Я коснулась черного металла, что ковали только в предгорьях Чирийского хребта, и поняла, что круг не активен. Толкнула створку, и та послушно открылась.
— Эй, — позвала
Никто не ответил. Совсем. И не настучал по дурной башке. С минуту я раздумывала, глядя в спину уходящему рыцарю, а затем вернулась в камеру.
Ну, выйду отсюда и что? Я в Академикуме, а не в княжеских темницах, тут либо соблюдаешь правила, либо с позором едешь домой, а его мне сегодня и так хватило выше крыши. Да и в Кленовый Сад как-то не хотелось… особенно сейчас, когда папенька вот-вот получит счёт за сгоревшую лабораторию и испорченные компоненты, приборы, инструменты. Еще пара таких «случайностей» и точно без приданого останусь.
Я бросила сумку с книгами на кровать, наказание не исключает учебы, скорее уж наоборот, провинившихся спрашивают еще строже.
Откидная столешница и койка, самый обычный стул, серое белье, колючее шерстяное одеяло. В углу на грубо сработанном трехногом табурете стоял кувшин с водой и таз, ну и ведро под кроватью, само собой, куда ж без него. Не так уж и страшно, в башне первого потока моя комната была немногим больше.
Я коснулась висевших над кроватью цепей с кандалами, стараясь не думать об их применении. Железо тихо звякнуло. Масляный светильник мигнул, словно соглашаясь с тяжкими мыслями.
Утром меня разбудили конвоиры, вернее, два хмурых позёвывающих парня. В руках у высокого была дымящаяся миска с кашей, поверх которой лежал ломоть хлеба.
— Подъем, — заорал дурным голосом второй, рыжий и коренастый крепыш, в кожаном доспехе с накинутым на плечи шерстяным плащом, — Живо жрать и на выход! — и для подкрепления эффекта он несколько раз стукнул сапогом по решетке.
Я подтянула одеяло к груди.
— Давай-давай, скромничать потом будешь, перед магистрами, — он ухмыльнулся и подмигнул. — А перед нами можешь не жаться! Знаю ведь какие у вас на Колдунском порядки.
— Охолонись, Жоэл! А-то до обеда проваландаемся. Ещё одно дежурство хочешь схлопотать? — лениво проговорил высокий, мазнув по мне равнодушным взглядом. — А ты, одевайся и ешь.
Поставил миску на пол, парень демонстративно встал спиной к решетке, в тусклом свете коридора матово блеснула кольчуга.
— Ладно-ладно. Вот вечно ты со своими баронскими замашками Крис, — попенял рыжий и тоже нехотя отвернулся. — Сам не развлекаешься и другим не даешь.
Начался первый день “искупления”.
Вопреки ожиданиям меня не заставили ни мыть полы, ни чистить картошку в замковой кухне, ни скрести котелки. Меня отвели на пустующий в это время склад и усадили за разбор целительских наборов. Рыжий Жоэл отпустил пару шуточек в стиле конюхов моего батюшки, но должного отклика не дождался и остался стеречь «пленницу» снаружи. Тогда как его товарищ…
«Крис» — внезапно вспомнилось мне, — «Его зовут Крис»
…облокотился на дверь, наблюдая, как я развязываю тесемки первого мешочка.