Табула Раса

Постникова Татьяна Мефодьевна

– Ну, уж год, скажете тоже, – пробормотал Панин, оттаивая, – но, понятное дело, лапками дрыгать беспомощно не станем. И на первоочередной эвакуации настаивать не будем. Пусть сначала тех спасают, кому солоней пришлось. А мы живы здоровы, крыша над головой есть, да и с пропитанием как-нибудь разберёмся. Вот только надо будет о дармоедах подумать, а то если дело на пару месяцев затянется, они же нас обожрут бессовестно.

– Это о каких-таких дармоедах? – Сердито спросила Марина Раскольникова.

Её давно раздражал противный старик.

Ишь красуется, павлин облезлый. Вроде как он самый главный, самый умный. Сейчас она его на слове и поймает.

– Так о каких дармоедах у нас речь идёт? – Повторила Раскольникова с нажимом.

– Известное дело, о каких. О собаках. У нас сейчас каждый кусок должен быть на счету, а они лопают в три горла. Особенно Гоблин этот. Это же не собака, а конь. На нём воду возить надо. Да и твой пятый-обормотина тоже не воздухом питается. Разожрался, как кабан. Нам этих зверюг не прокормить!

– Между прочим, Марк Августус Виктурос-пятый – потомственный чемпион породы, многократный победитель международных выставок. Да у него одних медалей полтора килограмма! – Марина едва не задохнулась от возмущения.

– И что нам с этими килограммами медалей делать? – Издевательски спросил Панин. – Может их кушать можно? Или печку ими топить?

– Александр Петрович, да как вам вообще эта странная мысль о дармоедах в голову пришла? – Спросила Вера Барминцева. – Кто вам дал право решать судьбу наших собак? Мы же ваших кошек не трогаем.

«А зря», – подумала Агата.

– Кошка – животное полезное. Она мышей ловит. А ты бы, Вера Кирилловна сама бы головой подумала. У тебя на огороде сныть да три морковки. Чем семью кормить собираешься? А у тебя ведь ещё двое больных чужаков на веранде лежат. Тоже, небось, кушать запросят. Тебе первой надо от дармоедов избавляться. Или ты рассчитываешь у меня еды просить?

– Разберёмся, – мрачно отозвалась Барминцева и так посмотрела на старика, что ему стало даже неловко.

В самом деле, Верка-то не виновата, что ей пришлось пострадавших в свой дом взять, не на дороге же их было бросать.

Почувствовав замешательства Панина, Виктор Андреевич поспешил перехватить инициативу.

– Ну, вот, что, я полагаю, что дискуссию о домашних животных надо считать закрытой, – решительно заявил он, – давайте лучше думать, что в первую очередь реально надо сделать.

– Да осмотреться бы не мешало, – предложил Синельников, – надо хотя бы приблизительно понимать, что именно с нами произошло.

– Да, – поддержал его полковник Сосновский, – возможно, сегодня всё

уже и разрешится.

– На разведку предлагаю идти двумя группами, – сказал Синельников, – одна группа обследует окрестные населённые пункты, – вторая двинется по железной дороге.

– Если при этом пешей разведке ничего выявить не удастся, будем на машинах прорываться к Волоколамску, а возможно и к Москве. Но это уже дело не сегодняшнего дня, потому, как может потребовать специальной подготовки, – заявил Сосновский.

Тут Полина, до сих пор переживавшая увиденное в Городке и потому молчавшая в сторонке, тронула Веру Кирилловну за рукав.

– Мама, я, когда в Ненаглядово ездила ещё в первый раз, слышала, как в старом коровнике лаяла собака. Это, наверно, кавказка нашего фермера.

– Бедняга, она же там взаперти без еды и воды сидит, – покачала головой Барминцева.

Панин, который как-то оказался не у дел при обсуждении планов разведки, встрепенулся и поспешил вставить свои пять копеек.

– Вот, вот, Верка. Ты ещё эту зверюгу на довольствие возьми. Мы ещё не знаем, что с нами самими будет, а ты уже готова все собак на прокорм ставить. Как будто тебе своих мало. Да эта псина в один присест по целому тазу каши с мясом съедает.

– Но нельзя же оставлять пса умирать от голода и жажды. Это же просто дикость какая-то! – Возмутилась Лариса Синельникова.

– Да и не просто так, этот пёс там сидит, – воскликнула Лидия Куваева, – он там скотину охраняет. Я совершенно точно знаю, что там и коровы есть, и лошади, и телята, и овцы. Я туда своих девочек на экскурсию водила. Этих животных, наверно, тоже покормить надо.

– А некоторых ещё и подоить, – добавила Людмила Ивановна.

– Подождите, – воскликнул Марк Фишер, – но ведь для этого надо будет попасть в чужой коровник. Это уголовно наказуемое деяние.

– Ну и что? – Безмятежно отмахнулась старуха Панина. – Что же скотине бессловесной из-за этого деяния мучиться? Глупость-то какая. Вот только как с собакой справиться? Я собак-то боюсь, особенно таких огромных.

Александр Петрович только руками развёл.

– А ты бабуля туда не пойдёшь, – решительно заявил Даниил, – тебе сегодня и так досталось: нанервничалась, устала. Давай-ка домой, давление померяй, и полежи. А мы с Кристиной сходим. Покормим, подоим.

– А собака?

– Я пойду с ними, Людмила Ивановна, – сказала Вера Барминцева.

– Ой, мама, ты разве умеешь коров доить? – Удивилась Варя.

– Нет, конечно. И ужасно боюсь их. Но собаку я возьму на себя.

– Тогда я тоже пойду. Тебя одну отпускать не стоит, – вздохнула Полина.

– И я пойду. Тем более что там есть лошади, – сказала Варя, – а кроме нас с тобой, Полина, вряд ли кто представляет с какой стороны к лошади подходить надо.

Сёстры Барминцевы уже второй год занимались верховой ездой и страшно этим гордились.

– И я с вами. Можно, мама? – Спросила Таня Раскольникова.