Табула Раса
Шрифт:
Глава 3 Объём бедствия становится очевиден
Следующие несколько дней прошли в вязком и вялом унынии. Люди машинально делали самое необходимое, стараясь при этом, как можно меньше общаться друг с другом. Даже дети притихли и, запертые по домам не решались шалить и капризничать.
На фоне всеобщей депрессии держались только «животноводы». Каждое утро можно было наблюдать презабавнейшую картину: Валерка выезжал на своём скутере из ворот дачного посёлка. За его спиной, тихо повизгивая от страха, сидела Людмила Ивановна. Бедная старушка никак не могла привыкнуть к такому экстремальному передвижению, но больные ноги не позволили
Распределением молока и яиц Панин распоряжался лично, в первую очередь, снабжая ценными продуктами семьи с маленькими детьми, и раненных Андрея и Максима.
Несмотря на тяжёлую и грязную работу, «животноводы» нисколько не жаловались на судьбу, более того их отряд потихоньку разрастался. На второй день к ним присоединилась Лариса Синельникова и Марина Раскольникова, а на третий – Лидия Львовна Куваева с дочерями Олей и Юлей, её мать Анна Алексеевна и, даже, едва вставший на ноги Максим. Честно говоря, увеличение численности отряда животноводов не только не повысило производительность труда, но и добавило ненужной суетливости и толкотни, но зато каждый чувствовал себя «при деле», и этот факт как-то успокаивал людей.
Причина этого, скорее всего, крылась в том, что на сегодняшний момент работа «животноводов» была единственным реальным и полезным делом, и не позволяла завязнуть в тоске и неопределённости.
А на четвёртый день тоскливое затишье Щучьей Пади было нарушено гулом «вечевого рельса». Народ собрался на поляне собраний не в пример быстрее, чем в первый день. Правда многие не смогли скрыть своего разочарования и даже раздражения при виде Александра Петровича, с упоением лупившего по рельсу.
– Что шумишь, Петрович? – Мрачно поинтересовался полковник Сосновский.
– Что-то рассказать хочешь, или просто без телевизора заскучал? – Алексей Раскольников тоже пребывал не в лучшем расположении духа.
– Ну, вот что, – сказал Панин, с досадой чувствуя, что его голос от волнения сбивается на писклявый старческий фальцет, – хватит сидеть по норам, надо что-то решать.
– И что же, по-вашему, мы можем решить, уважаемый Александр Петрович? – Язвительно поинтересовался Синельников.
– Да уж, для того, чтобы что-то решать, надо хотя бы понимать, что с нами происходит, – поддержал его Барминцев.
– А с этим пониманием у нас категорически ничего не выходит, – вздохнул Марк Евгеньевич Фишер, – такой видите ли казус.
– И никакого казуса, – обиделся Панин, не любивший непонятные слова, – а просто в Москву надо ехать. То есть, оно, конечно уже в Волоколамске или Истре решиться может, но ехать надо обязательно.
– Но, Александр Петрович, не вы ли, буквально три дня назад, утверждали, что мы находимся едва ли, не в самом безопасном месте. И что нам не имеет смысла куда-то высовываться, – удивилась Алевтина Игоревна.
–
– И что же изменилось? – Спросил профессор.
– А ничего! – Торжествующе воскликнул старик. – Пыль эта треклятая не развеялась, Лёшкина машина не всплыла, припасы заканчиваются. Короче, пока дороги сухие надо прорываться к своим.
– Ну, Петрович, ты у нас стратег, – невесело усмехнулся Сосновский, – прям не Александр Панин, а Александр Македонский! Ну и как будем прорываться?
– На двух-трёх самых мощных машинах. По грунтовкам, пока эта пылища на дороге не кончится. А там – скорее к властям. Обсказать, что и как. На срочной эвакуации можно не настаивать, но гуманитарная помощь нам не помешает. Ну, а если и там всё плохо, – добавил старик, помолчав, – то значит, нам тут самим надо будет обустраиваться посерьёзнее. Лето, оно не вечно. Как ни крути, а впереди зима. А у нас ни дров, ни припасов никаких. А некоторые вообще живут в сараюшках. Так, что тянуть больше нечего. Определяться надо.
– А что, Петрович, пожалуй, ты прав, – задумчиво сказал Сосновский, – и впрямь хватит бултыхаться, как цветок в проруби. Пора определяться.
– Да, хватит ждать у моря погоды, – согласился Раскольников, – то, что за эти дни никто нас не хватился – это плохой признак. Возможно, и впрямь нам тут зимовать придётся, а значит начинать подготовку к этой зимовке надо как можно раньше.
– Да, как бы мы одни мужики были, а то ведь с нами женщины и дети. Мы права не имеем подвергать их лишениям и опасностям, – сказал Синельников, – давайте решать, как организовать экспедицию в Москву. Пыль и отсутствие связи, конечно, нам здорово жизнь осложняют.
– Я вот тут прикинул, – снова вступил в разговор Панин, – у Марка машина классная. Вездеход настоящий. Хорошо бы на нём и поехать. На такой машине можно прямо по полям вдоль трассы ехать.
– А в лесу? – Спросил Барминцев.
– Ну, у нас тут не джунгли непроходимые. Подмосковный лес он весь грунтовками и просеками исчиркан. Может оно, конечно и не так гладко, как по шоссе, но на вездеходе, я думаю, пробраться можно будет.
– А ведь Александр Петрович прав, – задумчиво сказал Константин, -между прочим, у меня джип не хуже, чем у Марка, да ещё и лебёдкой оборудован. Так, что вот на этих двух машинах и двинем. Надо только подумать, кого взять в экспедицию.
– Мужиков надо бы покрепче, – предложил Панин.
– Эй, уж не хотите ли вы сказать, что сильные мужчины уедут, а мы слабые женщины останемся здесь без всякой защиты? – Испуганно воскликнула Раскольникова, до сих пор молча сидевшая на скамейке рядом с Верой Кирилловной и Людмилой Ивановной.
– Неладно это, – подхватила Панина, – мы ведь до сих пор не знаем, что тут происходит. Вдруг мужчины уедут, а на нас кто-нибудь нападёт.
– Не волнуйтесь, дамы, – сказал Константин, – количество мест в джипах ограничено. Я полагаю, ехать должны шесть – восемь человек. Значит, еду я, поскольку в экспедицию включена моя машина, Марк. Руслан, ты с нами?
– Однозначно.
– Ну, вот, – обрадовался Константин, – уже кое-что вырисовывается.
Полковник Сосновский хотел было предложить свою кандидатуру, но Синельников замахал на него руками.
– Нет, нет, голубчик. Вам необходимо остаться здесь. Если, не дай Бог, что-то случится, никто кроме вас, человека военного, не сумеет лучше организовать оборону и защитить посёлок.
– Я, вообще-то больше не по обороне, а по нападению спец, – буркнул полковник, но настаивать на своём участии в экспедиции не стал.