Тадеуш Костюшко
Шрифт:
Костюшко убедился, что за годы его пребывания в Америке Варшава разрослась, разбогатевшие мещане и цеховики — разные рафаловичи, кабриды, декреты, тепперы — начали воздвигать каменные хоромы, вторгаясь даже в те районы, которые спокон веков считались крепостью шляхты.
Новь входит в жизнь. Итальянец Антоний Махио показывает в Краковском Предместье машину, которая воспроизводит молнию; у этого же Махио можно увидеть через круглую трубку, как в капле болотной воды копошатся тысячи живых существ, и почтенный синьор Махио убеждает своих посетителей, что эти крохотные существа
Костюшко видел и борьбу с новым. В костеле он слышал, как ксендз с амвона угрожал «карающей десницей милосердного бога» всем, кто не верит, что в трубках итальянца Махио мелькает рожа дьявола; ксендз пригрозил проклятием тем, кто прививает своим детям коровий гной, поганя этим ребенка, созданного по образу божьему.
Костюшко за эти дни убедился, что на политической арене появились люди, проникнутые духом нового времени. Они пишут книги, брошюры, прокламации. Говорят вслух о том, о чем раньше только шептались.
Все это радовало Костюшко. Он понимал, что после долгого периода упадка и застоя в Польше наступает подъем патриотического духа. Прошло одиннадцать лет со дня позора, и в недрах народа, по-видимому, уже созрели силы, которые должны будут его спасти.
Неужели для него не найдется места в этой новой жизни?
В первый же день приезда он послал королю учтивое деловое письмо, предложил свои услуги, заранее дав согласие на занятие любой должности, лишь бы служить родине. Король на письмо не ответил, и Костюшко понял почему: король считает его «человеком Чарторийского». Ведь он, Костюшко, по дороге в Варшаву заехал в Пулавы, к своему бывшему директору и покровителю. Костюшко написал в Военную комиссию сейма, и та также не откликнулась.
К кому обратиться? Разговор со случайным собеседником на лужайке Ботанического сада придал мыслям Костюшко иное направление. О нем говорят, слава о его «подвигах», видимо раздутых молвой, переплыла океан вслед за ним, а может быть, даже опередила его — так неужели такому «герою» не доверят полк?
И прямо из Ботанического сада Костюшко отправился в Военную комиссию. Он поднялся по белой мраморной лестнице. Длинный коридор скупо освещен круглым окном. Тихо и безлюдно.
Костюшко постучался и вошел в крайнюю комнату. Два молодых офицера стоя о чем-то оживленно беседовали.
— Где бы мне увидеть пана гетмана Браницкого? — спросил Костюшко, остановившись на пороге.
Офицеры повернули головы. Их удивил незнакомый мундир, одноглазый орел на шее.
— Имч пан поляк?
— Такой же, как и вы, панове поручики.
— А в какой армии вы служите?
— Служил. В американской.
Офицеры подступили к Костюшке, заговорили в два голоса:
— Не встречали вы там наших славных родаков? Пуласского и Костюшко?
— Пуласского видел. Незадолго до его смерти.
— Как он погиб?
— Как герой, в конной атаке.
— Расскажите подробнее!
— Не знаю подробностей, я в то время был в другой армии.
— А генерала Костюшко вы видели?
— Я Костюшко.
Два слова, но они произвели на офицеров ошеломляющее
Эта немая сцена еще больше убедила Костюшко, что никто не откажет ему в праве служить своей отчизне.
— А теперь скажите мне, где я могу увидеть гетмана?
Один из офицеров взял Костюшко под руку, другой распахнул перед ним дверь. Они вышли в коридор. Офицер, идущий впереди, торжественным голосом герольда объявлял всем встречным: «Генерал Костюшко!»
Вместо гетмана, председателя Военной комиссии, Костюшко принял его помощник — человек маленького роста, с небольшим коком седых волос, упругими и мясистыми щеками и носом в мелких красноватых жилках. Он поднялся навстречу входившему в кабинет Костюшке и, дойдя до него, остановился, пристально вгляделся в его лицо, деловито спросил:
— Так это вы и есть пан Костюшко? Приятно, очень приятно. Садитесь, пан Костюшко, расскажите, как это удалось американским фермерам и купцам справиться с англичанами, с такой могущественной державой?
— У американцев было большое преимущество: они воевали за свою свободу, за свою независимость.
— Свобода… Независимость… — произнес старичок четко, деля слова на отдельные слоги. — А вы, польский шляхтич, за что воевали? Американцы ведь против королей вообще, против дворян вообще.
— Вы правы, американцы и против королей и против дворян. Но каждый, кто вытаскивает саблю из ножен, должен задать себе вопрос: «За что? За кого? Против кого?» И я спросил себя: за что воюют американцы? За свободу человека. А англичане? За хомут на шее человека. Может честный человек воевать за хомут, против свободы?
Битва под Рацлавицами. Рис. А. Орловского.
После победы под Рацлавицами. Рис. П. Норблина.
Казнь изменников в Варшаве 28 июля 1794 года. Рис. П. Норблина.
Старичок сразу потерял интерес к беседе. Уселся на свое место, отодвинул в сторону лежавшую перед ним бумагу.
— Вы писали его милости королю. Какой вы ответ получили?
— Никакого.
— И вы недовольны? В Америке к вам лучше относились? Так почему вы уехали оттуда? Вы забыли мудрую поговорку римлян: «Ubi bene, ibi patria»? [32] .
32
Где хорошо, там отечество (лат.).
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
