Таёжные походы. Рассказы. Часть 1
Шрифт:
Когда Гена закончил обдирать матку, было уже совсем темно, и в прогале болота, поворачивающем куда-то влево, поднялось серебряное полукружие месяца. Оставив мясо под одним боком шкуры, другим концом он прикрыл тушу сверху, набросал веток и травы, и не скрываясь побрёл через болото, соскальзывая в грязевые лужи и чавкая жижей когда вытаскивал обессилевшие ноги. Возбуждение прошло и сменилось апатией.
– Чёрт меня дёрнул стрелять, - ворчал он сквозь зубы.
... Хотелось есть. Желудок, казалось, прилип к рёбрам, и Гену немножко поташнивало. - - Это от перенапряжения, - буркнул он, вспоминая, что такие же ощущения
Перебредя болото, он остановился, достал из рюкзака бутерброд с колбасой и тщательно пережевывая, съел его на ходу.
Выйдя на чуть светлеющую среди леса дорогу, он шёл по обочине, по тропинке, иногда спотыкаясь о проволоку, упавшую на землю с поваленных сгнивших телеграфных столбов. До дома надо было отшагать около двадцати километров...
...Только под утро Гена со своим четырнадцатилетним сыном Максимом вернулся к болотцу, доехав на своих "Жигулях" почти до Свайского отворота.
Пошли в темноту ночи, светя под ноги мощным фонарём. Максим едва поспевал за отцом, волновался, то и дело поправлял за спиной рамочный рюкзак. Ему хотелось спросить отца, скоро ли они придут, но он молчал, ощущая как устало раздражён отец...
... С мясом сделали по три ходки. Гена накладывал себе неподъёмно много, а Максиму определяя вес поменьше. Подросток на ходу пыхтел, обливался потом, но терпел и только у машины, сбросив рюкзак, падал на траву и долго отдыхивался...
Наконец, уже при первых признаках утра, они вернулись к машине с последними рюкзаками мяса. Максим шёл чуть впереди отца и когда с трудом перегрузил полиэтиленовый мешок с мясом в багажник, то сразу сел на боковое сиденье и, расслабившись, незаметно заснул...
Максим сидел в тёмной машине, дремал в ожидании отца, а когда вдруг открыл глаза, то увидел его, уже сидящего за рулём и вставляющего ключ зажигания.
– Я рога вместе с головой принёс, - объяснил отец, и нажал на стартёр...
Назавтра вечером, отдохнувшие и выспавшиеся отец с сыном пожарили оленины с луком и приправами, ели с аппетитом, посмеиваясь и вспоминая прошедшую ночь. Гена выпил водочки, сдержанно улыбаясь, рассказывал, уже в который раз, стараясь вспомнить ускользнувшие, но важные подробности.
– Иду я, кручу головой, ищу места, где бы костёр развести и чаю попить, а тут вдруг на болоте вижу, двух зверей... Ага, думаю - на ловца и зверь бежит...
Он налил себе ещё немного водочки, выпил, запрокинув голову и проглотив содержимое одним глотком. Жареные куски аппетитно пахли грузинскими приправами, но оба, и сын и отец, уже были сыты, и жевали мясо по инерции...
Жена Гены, долго готовившая мясо на газовой плите, раскраснелась, тоже выпила рюмочку водки, поела, и теперь внимательно слушая рассказы мужа, рассматривала своих мужчин и думала, что сын уже почти вырос и становится внешне очень похожим на отца...
... Месяца через два Гена отвёз рога в сельхозинститут и заказал там совсем недорого, чучело оленьей головы.
Сегодня, когда у Гены на счету уже несколько десятков оленей, он начал забывать подробности того осеннего дня, но всегда, когда ему рассказывают о везении в охоте, он вспоминает "своих" - оленей стоящих на болоте, с опущенными в траву головами, и их яркие красивые, отливающие силой и здоровьем силуэты.
А на стене в его комнате висит голова
Лондон. 3 февраля 2004 г.
Г Л У Х А Р И
Мой друг - журналист и начинающий драматург, Валера Репин, представил нас друг другу, где - то в центре города, и мы какое - то время шли вместе и разговаривали.
Гусев - была его фамилия. Высокий, худой, сутулящийся, широко шагающий - поглядывал на меня быстро, коротко и внимательно, говорил мало - больше слушал... Я не помню, о чём был разговор, но помню впечатление скепсиса и критичности, которыми он тогда был полон...
... Мы стали изредка "пересекаться" в знакомых компаниях, а развитию знакомства способствовал мой переезд в Нахаловку, где тогда жил и Валера Репин. А Гусев жил в Академгородке, минутах в пятнадцати ходьбы от нас.
... Это было время относительной молодости, когда ещё сильна жажда общения, но поиски друзей, уже связаны с попыткой осознать своё место в мире и в жизни и потому, друзья появившиеся в это время подбираются по соответствию жизненных интересов и остаются на всю жизнь, независимо от дальнейших перемен взглядов и должностных позиций....
Вскоре Володя Гусев, познакомил меня и мою жену, со своей молодой женой, которая оказалась совсем юной девушкой, уже родившей Володе сына, но не утратившей юношеской стеснительности и нерешительности...
Я, в свою очередь, однажды, пригласил их в наш маленький домик, где мы посидели, пообедали, попили водочки и поговорили, пока женщины обменивались рецептами засолки огурцов по-сибирски...
Володя родился на Урале, посередине дремучих лесов, в рабочем посёлке. Отец его работал лесником и был интересной, одинокой, сильной личностью, который не находил применения силам своего характера в этой глуши, хотя несчастным от этого себя не чувствовал...
Володя с восхищением рассказывал о философских взглядах отца, об идеалах суперменства и физической силы.
Я расслышал в его сбивчивых рассказах прямо не высказанную мысль о том, что он претерпел в юности драму противостояния с отцом, пытаясь отстаивать свою самостоятельность в столкновениях взглядов и мнений.
Это, так присуще в ранней юности сынам, которые, со временем становятся копиями своих отцов.
... В семнадцать лет Володя уехал из родного посёлка, поступил в Университет, на физический факультет, но со второго курса, ушёл в академический отпуск - тяжело было учиться и жить в чужом городе на студенческую стипендию... Узнав что на строительстве железной дороги Абакан - Тайшет набирают рабочих, он уехал туда...