Тагир. Ребенок от второй жены

Невинная Яна

— Госпожа Ясмина, вы ешьте, ешьте, совсем худенькая, кожа да кости, — ходит вокруг меня с тарелками, подкладывая еду, но видит, что я внимательно оглядываю каждый кусок. — О Аллах, неужто вы и меня подозреваете?

— В чем подозреваю? — натягиваюсь как струна, чувствуя, что подбираюсь к новой кошмарной правде.

— Так девчонки посмели… Нет, я не буду вмешиваться в дела хозяев. Мое дело маленькое, — тушуется и отворачивается, опустив взгляд, спрятав глаза от меня, даже как-то сникает. — Фаина не станет говорить дурного.

— Говори, раз начала.

Иначе я пойду к Тагиру, — знаю, что жестоко, но я так устала от тайн этого дома, что больше не хочу быть в неведении, словно слепая лань.

Имя хозяина дома действует как отрезвляющий удар хлыста. Старая женщина дергается и снова оборачивается ко мне в своей излюбленной позе. Рот приоткрыт, глаза как блюдца, рука прижата к груди. Она боится. Ужас сквозит в каждом движении мышц, взгляде.

— По приказу госпожи Наили они хотели вас отравить, — шепчет тихо-тихо, будто у стен есть уши. — Но вы не подумайте, я этого не знала, иначе сразу бы хозяину доложила. Я этому дому служу много лет, и преданна той хозяйке, которая рядом с господином Тагиром, но если она задумала что дурное, старая Фаина не будет помогать. Иначе меня шайтан заберет! Я бы не стала, не стала.

Трясется так, что обвислые щеки ходят ходуном.

Но я не вижу ее, в глазах туман ярости. Что-то еще говорит, но я не слышу. В голове образовался вакуум. Каждый шаг в этом доме может привести меня к смерти. Наиля в больнице, и Тагир уверяет, что я в безопасности здесь, но почему я тогда этого не чувствую?

— Что он сделал со служанками? — спрашиваю, затаив дыхание. — Говори и успокойся, Фаина. Никто тебя не тронет, если ты не желаешь зла.

Кто бы мне не причинял этого зла…

— Не желаю, не желаю, вы хозяйка в доме теперь, а я — этот дом, — кивает она головой и пытается улыбнуться, видимо, следуя приказу Тагира, но мое недовольное лицо, вероятно, сразу говорит, что я не потерплю лишнего подхалимства. Это Наиля любила слушать дифирамбы в свою честь, но не я.

Фаина со вчерашнего вечера сильно изменилась, словно сейчас передо мной стоял совершенно другой человек. Запуганный, изможденный. Видно вмешательство Юсупова.

— Господин Тагир уволил их без рекомендаций и выходного пособия, госпожа Ясмина. За дело поплатились, дуры! — злится и сетует старшая служанка. — Да они бы не стали вас травить, госпожа, не стали бы! Просто боялись госпожи Наили, что она их высечет, вот и взяли травку…

— Я не буду есть, — тихо проговариваю каждый звук и резко отодвигаю от себя тарелку. — Будь готова поехать со мной на рынок через час. Я сама куплю продукты и приготовлю обед для себя.

— Конечно-конечно, как скажете, госпожа, — кланяется мне чуть ли не в ноги, а я иду на выход из кухни, но в последний момент останавливаюсь, вспомнив слова Фаины.

— Как долго ты работаешь в этом доме? — оборачиваюсь и смотрю на ее усталое лицо.

— Лет шесть, как господин Тагир бизнес перевел сюда, — пожимает плечами и смотрит на меня, будто побитая собака, еще и мнет в руках полотенце.

— Кулон в виде луны, — трогаю шею, показывая в выемку. —

Когда господин Тагир подарил его своей первой жене?

Старая женщина застывает, мнется, не хочет сплетничать, но внушение Юсупова и увольнение двух служанок, которые связаны со мной, заставляют ее выдохнуть и открыть рот.

— Не могу знать, госпожа Ясмина, — улыбается виновато, правду говорит. — Никогда не видела, в первый день вашего приезда первый раз, как она надела его. Может, как извинение за новую свадьбу подарил. Старая Фаина лишь предполагает.

Она качает головой, а я наконец выхожу из кухни. Мне есть о чем подумать. Неужели он сделал это, чтобы позлить меня? И все эти годы хранил подвеску у себя.

Нахожу пристанище во дворе, где обнаруживаю старые деревянные качели с металлическим остовом. Несмазанные петли натужно скрипят от каждого движения, но этот звук даже немного меня успокаивает.

Усаживаюсь на них и тихо раскачиваюсь, вспоминая, как Аслан раньше, в детстве, поднимал меня до небес, раскачивая сильно-сильно. Как я верещала от радости. Как ярко светились его глаза, отражая блики солнца. По щеке снова катится слеза.

Говорят, время притупляет боль, но моя осталась слишком острой, не ослабела, не перестала меня мучить. Мой брат не отомщен. Наша семья пострадала, и никто не позаботился о том, чтобы обелить честное имя Аслана Булатова. Это теперь моя обязанность. Если только в этом доме мне дадут остаться живой…

Приоткрываю глаза, почувствовав чье-то приближение.

Тагир. Конечно же. Пришел снова издеваться надо мной.

— Слышал, ты отказываешься есть, — начинает с наезда. — Ехать на рынок самой нет нужды. Фаина купит продукты и приготовит еду под надзором Динара. Шайтан! Я съем сначала сам, а потом будешь есть ты! — психует, видя мои поджатые губы. — А сейчас поедем в ресторан, позавтракаем там.

— Нет! — грубо отрезаю, раздражаясь, что он подошел и отвлек меня от сладостных воспоминаний детства. Потревожил мое убежище.

— Упрямая Ясмина Булатова, — огрызается он в ответ, сверля меня стальным взглядом. — Умрешь голодная, но не прогнешься.

— Не преувеличивай, Тагир, я не умру. Сама уберегу себя от рук твоей жены, раз ты не можешь. Я куплю продукты и приготовлю еду. Заботься о Наиле, — язвлю и сужаю глаза. — Ты успел навестить свою любимую жену в больнице? Несильно тебя заняла необходимость свозить рубашку в лабораторию?

— Ясмина… — предупреждает, но меня уже несет.

Я вскакиваю с качелей и оказываюсь рядом. Близко-близко. Так, что вижу яркие радужки глаз Тагира, каждую морщинку на лице, колкую щетину. И запах. Его мужественный, личный запах всё еще воздействует на меня физически. До головокружения.

— Признайся, Тагир, ты засматривался на Наилю, когда мы встречались?!

— Что ты несешь? — нависает надо мной, заставляя чувствовать собственную хрупкость и уязвимость.

— Говорил, что бесит тебя, раздражает, а сам смотрел, так получается? Она красивая была всегда, дорогие тряпки, украшения, прихорашивалась, а я…