Тагу. Рассказы и повести
Шрифт:
— Что?! Откуда же знал Цаишели, какого цвета исподнее на жене Маркозия?!
— Ведь я же говорил тебе, батоно Парна, он в своей епархии ни девушки, ни женщины не пропустит!
— Ха… ха!.. Видать, надо было мне еще ковшик этой водицы испить. И силища же у этого благословенного оджалеши [7] . Ну, дальше, дальше, что сделал поп, услыхав это? Ха… ха!.. Розовое, ишь ты!
— А что он мог сделать, только колотился головой о стенку.
— Как это?
— Откуда,
7
Оджалеши — сорт вина.
— Очень уж хороша твоя история, мой Караман. Что же дальше?
— Отпусти меня, — взмолился поп, — я тебе и денег принесу, и душу продам, только сейчас отпусти меня домой, чтобы порвать это исподнее на голове моей жены и отвести ее к отцу.
— Ха… ха!.. Смотри ты!
— Сперва вели принести деньги, тогда отпущу…
— Небось, на слово не поверил ему Цаишели, а?
— А чего бы он стал ему верить? И вот поп послал человека за деньгами и вручил Цаишели все до последнего гроша.
— Ха… ха!..
— Деньги у него епископ взял, но домой в ту ночь не отпустил. Почему — спросишь? А очень просто. Цаишели бросился к его жене и предупредил: мужа встречай без исподнего, не то он тебе горло перережет.
— Ишь, ты! Ловко он это придумал!
— Как только сняли с распухших рук и ног Маркозия колодки, он, не дождавшись утра, вскочил на своего мула и чуть дух из него не вышиб. А как прискакал домой, тут же велел жене задрать юбку.
— Смотри-ка!
— Ну и распутник ты у меня! — удивилась эта хитрюга.
— Ха… ха!.. Ну, нет уж! На что женщина способна, мой Караман, того ни черт, ни кадж не придумают.
— Смотря какая женщина, батоно Парна! Если бы все женщины были такими, какова жена этого Маркозия, оставалось бы для мужчин только одно спасение — в могиле.
— Ха… ха!.. Это ты правильно говоришь! Даже на этой свадьбе не получил я столько удовольствия, сколько доставляет мне твой рассказ. Ну, ну, продолжай.
— Поп схватил пистолет и как скаковой конь запрыгал вокруг своей проклятой жены. Сейчас же, кричит, не то тут же прикончу!
— Ха… ха!..
— Что было делать женщине!
— Постой-ка, теперь я вспомнил жену этого Маркозия Табагуа. Кажется, видел ее на чьих-то поминках, этакая дородная баба.
— И к тому же красавица, черт ее подери! Прямо, как солнце, излучает вокруг свою красоту.
— Ну и зрелище, должно быть, было. Ха… ха!.. Так задрала, значит! Ха… ха!..
— Тут поп совсем рассудка лишился.
— Это почему же?
— Куда, кричит, девала ты исподнее, такая-сякая?
— Ха… ха!.. Убьешь ты меня, мой Караман!
— И тогда уж ястребом взвилась жена. Какое такое исподнее? Ах ты, жмот, когда это ты покупал мне парчу на исподнее? Мне уж двадцать семь лет
— Да, это так, мой Караман.
— Обманул меня Цаишели, — завопил он, — и денег меня лишил, и жену чуть не заставил убить.
— Ха… ха… ха!..
— Скажи, что случилось с тобой, что за беда стряслась? — спрашивает между тем жена. Будто не знала, хитрюга! Куда до нее черту и каджу!
— Не со мной, — отвечал поп, — а с нами! И рассказал, как было дело. Женщина схватила прут и так отстегала несчастного попа, что он едва на тот свет не отправился. В тот же день слег и целый месяц не вставал.
— Ха… ха!.. Так ему и надо… Да, но откуда ты так подробно обо всем этом узнал?
— Земля не столь велика, чтобы можно было скрыть такие дела, батоно Парна. Да и уж очень разошелся на этот раз богоотступник Цаишели.
— И то верно. Говорят, мтавар не очень-то благосклонен к Цаишели.
— Это жена сахлтухуцеси [8] подложила ему свинью.
— Кое-что я слышал об этом. Но говори, говори!
— Известно, если у человека в крови бес играет, где-нибудь он себе да разобьет нос. Оказывается, Цаишели и в монастыре не стеснялся путаться с женщинами, приходящими на исповедь.
— Тьфу, черт!
— Женщины-то, конечно, не жаловались… А только весть об этом дошла до ушей жены сахлтухуцеси!
— Дальше, дальше…
— Однажды, когда сахлтухуцеси исполнял свою службу в Салхино, во дворце князя, жена его поехала в Цаиши молиться.
8
Сахлтухуцеси — управляющий.
— Молиться или исповедоваться?
— Исповедоваться.
— Ха… ха!.. Ну, ну!
— Цаишели так перетрусил, что у него из рук епитрахиль выпала.
— А как же не струсить? Из страха перед сахлтухуцеси даже червяк в земле, и тот дрожит.
— Что стряслось с тобой, человече? — рассердилась женщина. — О тебе легенды ходят среди женщин.
— Говорил я тебе, мой Караман, на что способна женщина, того ни черт, ни кадж не решатся сделать.
— Врут они все, — с трудом вымолвил Цаишели, — я, говорит, даже и не мужчина.
— Как это так — не мужчина? Ха, ха!
— Что ты мелешь! — вспыхнула женщина. Цаишели упал перед ней на колени.
— Перед женщиной?
— Да, перед женщиной. Такой спесивый человек, ни перед кем головы не гнул, а тут пал на колени перед женой сахлтухуцеси. Это все, говорит, на меня мои враги налгали.
— Охо-хо!.. Чего не сболтнет человек со страху. Налгали на него, как же! Ха… ха!..
— Раздосадованная женщина, обманувшись в своих ожиданиях, решила донести католикосу на Цаишели.