Тагу. Рассказы и повести
Шрифт:
Я с упреком покачал головой, но тотчас же пожалел об этом. Нет, Арчил не мог делать это для забавы. Мальчик стоял, опустив голову, как обвиняемый, подавленный тяжестью совершенного им преступления.
— Я больше не буду, дядя Леван, — с трудом выговорил он и бросился бежать.
Я долго следил за его щуплой фигуркой с бессильно опущенными плечами, хотел окликнуть его, сказать, чтобы он забрал воробья, но почему-то не смог. Я нагнулся, взял мертвую птицу и положил ее в тени платана. Неужели он ест их?
Через несколько дней я опять увидел Арчила с рогаткой
После этого он стал обходить меня стороной. Я тоже избегал встречи с ним, но мне часто вспоминалось его бледное, взволнованное лицо там, на проспекте, под платаном… Я испытывал острую боль, словно был в чем-то виноват перед ним.
Мать его поправилась, начала работать на ткацкой фабрике. Однажды, отправляясь на работу, мы вместе вышли со двора. Я упрекнул ее за то, что Арчил совсем забыл нас.
— Он так много работает, мой мальчик, — печально сказала женщина. — Если бы не он, я бы, наверно, не выжила. Он спас Тенгиза и Тамару. Но теперь нам уже легче, получить бы только от мужа весточку…
В тот день я рано вернулся с работы. Войдя в ворота, я остановился пораженный. Весь дом был в смятении и горе. На дворе, на балконах, в окнах — всюду видел я плачущих людей, и все они не отводили глаз от балкона Арчила.
— Что случилось? — с испугом обратился я к дворнику. Он ударял себя кулаком в грудь и, горестно качая головой, повторял: "Ай, ай, наш Ачико!"
Из его отрывистых слов и восклицаний я понял, что сегодня утром, на проспекте Руставели, Арчил подстрелил воробья и, боясь, как бы тот не ушел, бросился за ним через улицу. Тут и сбила его проезжавшая машина.
— И что же? Он тяжело ранен? — Я схватил дворника за плечи.
— Скончался… Там же, на месте…
Я с трудом поднялся к себе по лестнице. Толкнул дверь, вошел в комнату и встретил полный муки взгляд Отиа. Я присел рядом с ним и молча обнял его за плечи. Так мы и сидели, не говоря ни слова. Затем Отиа высвободился из-под моей руки, будто стеснялся моего сочувствия, и, не поднимая головы, сказал:
— Знаешь, отец, — губы его задрожали, — ведь Арчил отдавал свой хлеб Тенгизу и Тамаре…
Тенгиз отвел взгляд от портрета брата.
— Ты помнишь, дядя Леван, этот мяч? — спросил он тихо.
Откуда было знать Тенгизу, что я помнил не только мяч…
Перевод О.Романченко
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Поезд приближался к лесу. Сержант Гвачи Микадзе сидел на подножке и, весь подавшись вперед, ждал: вот-вот покажется из-за поворота знакомый полустанок.
Только пять дней назад Гвачи выписался из госпиталя. Долгая дорога изнурила его не меньше, чем недели лежания на больничной койке. Спертый воздух вагона, тряска, нескончаемая возня пассажиров притупляли мысли и чувства, голова становилась тяжелой. Теперь всему этому конец. Поезд летел по родной земле, и Гвачи был похож на человека, очнувшегося от долгого
Уже давно не билось у него так сердце, целых два года не улыбался он этой луне, этим звездам. Право, они мерцали сегодня даже теплее, чем прежде. И все, все, что он видел сейчас, озаренное лунным светом, было каким-то праздничным, радостным. Мать… Он скоро обнимет ее! Она вставала в воображении Гвачи в том домашнем вылинявшем платье и черном платке, которые были на ней в день расставания, и смотрела на него своими печальными, полными любви глазами.
— Мама…
Это слово прозвучало так тихо, что сразу же потонуло в грохоте колес. А может быть, оно и не было сказано? Может быть, это ветер пропел его, тот ветер, что шелестит в мелькающих мимо поезда виноградных лозах, врывается в щели старого дома Гвачи, треплет седые волосы матери, одиноко сидящей у очага?..
Паровоз пронзительно свистнул, и Гвачи поднялся. Но поезд не остановился, — не замедляя хода, он пролетел мимо полустанка, ворвался в лес. Рядом с насыпью потянулось болото, над которым склонялись коренастые ольхи. Они стояли, словно по колени, в воде, и густой белый дым тяжелыми клубами обволакивал их корявые ветви, сбегал вниз, стлался по зеленому болоту.
Гвачи с беспокойством вспомнил, что поезд — скорый, а скорые не останавливаются на полустанках. Неужели ему придется доехать до станции, а потом десять километров идти обратно пешком? Ведь родное селение вот за этим лесом… Нет, нет, он не может так долго ждать. Держа в руке вещевой мешок, он всем телом подался вперед, свесил со ступеньки правую ногу, прыгнул и кубарем скатился под откос. Мимо со стуком и грохотом пролетели вагоны, и все стихло.
Гвачи встал, отряхнул с себя песок, поднялся на железнодорожную насыпь. Поезд был уже далеко, стук колес был едва слышен и наконец замер. Красный огонек последнего вагона скрылся за лесом.
Гвачи повернулся и быстро пошел по шпалам назад. Резкая боль охватила плечо, жгло лопатку. Он остановился, расстегнул ворот, тронул туго перевязанную рану. Голова закружилась, по всему телу разлилась слабость, деревья вдруг запрыгали, и Гвачи медленно опустился на рельсы.
Ночную тишину нарушало лишь кваканье и глухое бульканье лягушек в болоте да шелест леса. По верхушкам деревьев пробежал ветер, ударил в насыпь, с шуршанием взметнул песок, бросил его в лицо сидящему на рельсах человеку. Гвачи открыл глаза…
Луна вынырнула из-за облаков и осветила синеватые горы над лесом. Никогда еще не казались они Гвачи такими величавыми. Он смотрел на горы и чувствовал, что его мускулы наливаются силой, голова проясняется и радостью наполняется грудь.
Пора было идти, а он все стоял и стоял в оцепенении, не в силах отвести глаз от родных гор, от плывущих над ними янтарных облаков. Здесь он родился и вырос, но никогда раньше не замечал, что так прекрасна природа Колхиды…
Ветер умчался в горы. "Какой здесь покой, как ласково мерцает вода, как таинственно затих лес".