Таинственная незнакомка
Шрифт:
— Скажите лучше, что в штабе верховного командования вермахта есть приказ, который предписывает, как следует проводить подобные мероприятия.
Хильда Гёбель отворачивается к стопке иностранных газет. Ее словно не интересует, как развлекаются во внеслужебное время. Но она точно знает, что от Иоахима Хагедорна так просто не отделаться. Он не упустит случая рассказать о своем брате, которым очень гордится. Майор Гюнтер Хагедорн служит в штабе верховного командования вермахта.
За годы работы у Хильды выработались особые свойства. Она может целиком углубиться в какое-то занятие и при этом прислушиваться
Нельзя сказать, чтобы Иоахим Хагедорн был нехорош собой. У него спортивная фигура, светлые волосы по-военному коротко подстрижены, а внимательные серые глаза смотрят на коллег с выражением гордого превосходства. Мягкие полные губы обычно плотно сжаты, подбородок вздернут, походка и манера держаться строгие и властные — референт и офицер запаса Иоахим Хагедорн старается выглядеть так, как должен выглядеть, по его мнению, немецкий мужчина. Ну а так как мнение это широко распространено, то во всех учреждениях и министерствах можно часто встретить мужчин, похожих друг на друга, как родные братья.
Короткое сообщение о поставке Швейцарией высокоточных инструментов великому рейху на минуту целиком занимает Хильду. Она выписывает себе кое-какие данные и снова прислушивается к болтовне Хагедорна.
— Во время инспекционной поездки на прошлой неделе по губернаторствам уже можно было заметить первые результаты. Конечно, за такой короткий срок нельзя полностью преодолеть отсталость польской экономики. К тому же поляки все еще оказывают тайное сопротивление. Однако в городах, давно испытывающих влияние немецкой цивилизации, дело обстоит иначе. От старинного немецкого Кракова мой брат пришел в восторг. Теперь каждый может убедиться, что всем, чем в течение столетий так гордились поляки, они обязаны немецким художникам, немецким строителям, немецким князьям. Преобладающая немецкая культура устранила незначительное влияние польской. Немецкий дух…
Хильда Гёбель никак не реагирует на эту тираду. Она научилась скрывать свои мысли.
1936 год. Почти весь мир завороженно следил за Берлином. Олимпийские игры дали возможность нацистам скрыть мрачную действительность за блестящим, отлакированным фасадом. Пропагандистский аппарат Геббельса работал вовсю. Результаты его деятельности чувствовались даже в Варшаве. Всегда самоуверенные нацисты, сотрудники германского посольства, стали еще высокомерней и заносчивей. Даже консервативные дипломаты, причислявшие себя к оппозиции Гитлеру, поддались общему настроению.
По инициативе референта по культурным вопросам — тогда эту должность при местной национал-социалистской организации немецкой колонии в Варшаве занимала журналистка Хильда Гёбель — дипломаты, журналисты и другие сотрудники предприняли поездку в Краков. Хильда все тщательно подготовила. Они осмотрели старый город со всеми его сорока костелами. Большой интерес вызвали собор на Вавеле, доминиканская и францисканская церкви,
«Милая фрейлейн Гёбель, почему же вы нас сразу сюда не привели? — восклицал пресс-атташе посольства Зигфрид фон дер Пфордтен, осматривая с видом знатока знаменитый алтарь. — Это настоящее искусство. Произведение немецкого скульптора Фейта Штоса. Перед нами убедительное доказательство немецкого превосходства над славянско-польской расой».
Журналисту Роберту Вайземанну снова не удалось скрыть свое недовольство. Всегда, когда он сталкивался с преувеличенной национальной гордостью, с шовинистическим превосходством, он вставал в оппозицию.
«То есть вы хотите сказать, что все сакральные произведения искусства, которыми гордится человечество, созданы немецкими мастерами?»
Фрау фон Гольтцов, сотрудница консульства, как всегда, была на стороне пресс-атташе, которым она восхищалась и расположения которого безуспешно добивалась.
«Я каждый день сталкиваюсь с такими поляками. Им совершенно нечем похвастаться, господин Вайземанн. Если бы не колонизаторские достижения немецкого населения в Польше, фрейлейн Гёбель нечего было бы нам показывать. Бронзовые надгробные плиты, которыми вы сейчас так восхищались, также сделаны немцем, Петером Фишером!»
«В школе я слышал о разделе Польши между Австрией, Пруссией и Россией. Мне кажется, это не совсем точно. Там, где ничего нет, нечего и делить. Здесь, в Кракове, мы повсюду видим старую немецкую культуру. Это древний немецкий город. Естественно, что все произведения искусства — это творения немцев. Так чего же, я вас спрашиваю, можно ждать от польского народа?»
«Вы, вероятно, были не слишком внимательным учеником, господин фон дер Пфордтен, — не выдержал Роберт Вайземанн. — Вы утверждаете, что все польские князья на самом деле были немецкими герцогами? А вы не допускаете мысли, что кроме немецкой есть еще и другие культурные нации? Так вы, пожалуй, осчастливите нас когда-нибудь сообщением, что великолепные буддийские храмы в Восточной Азии тоже произведения древненемецких мастеров!»
Хильде пришлось использовать все свое обаяние, чтобы не разгорелся серьезный скандал.
Что стало с Робертом Вайземанном? Весной 1938-го, сразу после аннексии Австрии, он эмигрировал. Хильда больше никогда о нем ничего не слышала. Сомнительное же удовольствие встречаться с бывшим пресс-атташе фон дер Пфордтеном она испытывала довольно часто. Он делал карьеру у Риббентропа.
О карьере ведет речь и Иоахим Хагедорн, о карьере своего брата, который собирается в действующую армию. Тем, кто воевал, светит повышение и продвижение по службе в генеральном штабе.
— Хильда, вы представить себе не можете, как часто я думаю о том, не совершаю ли я ошибку, проводя свои лучшие годы за письменным столом. Я мог бы последовать примеру своего брата!
В газете «Журналь де Женев» от 11 апреля 1940 года Хильда наталкивается на статью о введении во Франции смертной казни за коммунистическую пропаганду, но все-таки не перестает слушать планы коллеги с присущей ей деловитостью: Хагедорн хочет и обеспечить себе фронтовой стаж, гарантирующий быструю карьеру, и сохранить свое удобное и безопасное рабочее место.