Таинственное исчезновение
Шрифт:
… Викентий Павлович до поры до времени не обрывал Горбенко, хотя тот, вновь обретя самоуверенность, стал просто развязным. Рассказывая, похохатывал, жестикулировал и даже разок хлопнул Петрусенко по колену. Тот лишь усмехнулся, переглянувшись с Никоновым, и поторопил:
— Давайте ближе к паспорту — вот этому самому. Где вы его взяли, когда?
Гераська вспомнил полутемный подвальчик трактира, скатерть, с которой половой полотенцем смахнул крошки, не сделав ее, однако, чище. «Господин хороший», то бишь, он, сел, последовав приглашению, уперся локтями в стол, положил на ладони голову. Он не выспался в той провонявшей чужим потом и дыханием ночлежке, где провел первую ночь в этом городе.
Вечером в уговоренное время в том же трактире они вновь встретились. Если утром тут тихо было, свет в низкое окошко пробивался тусклый и слуги двигались степенно и лениво, то теперь горели, чадя, лампы, клубился табачный дым, наяривала гармошка, громкие голоса взрывались смехом и криками. Человечишко, такой же небритый и помятый, уже ждал его, приткнувшись на краю стола, где шумела компания дюжих парняг. Гераська присел на минуту, они быстро выпили по рюмке водки, не закусывая, и вышли.
Ну вот, привел его знакомец в один дом, там старуха за два червонца этот паспорт ему сунула, а дальше все покатилось легко, бесшабашно. Два дня он пожил в готеле, да только не по нраву ему там пришлось: чопорность, строгость какая-то. Поздно не прийди, с кем идешь — представь, на ночь гостя не оставь! Благородство сплошное! А он-то любит жить нараспашку, чтоб друзья кругом, угощение, чтоб сам себе хозяин за свои денежки… Нашел он через рекламу квартиру и стал жить в свое удовольствие. Друзьями веселыми обзавелся, подружками — не хуже, чем в Воронеже. Только развернулся, а тут глянь — деньги на исходе. Вот и надоумил кто-то из друзей: «Заяви в полицию на хозяйку…»
— Та-та-та, — оборвал Горбенко Викентий Павлович. — Увлекательно вы, молодой человек, рассказываете о своей жизни. А вот то, что для нас интерес представляет, проскочили галопом. Вернемся.
— Что за дом и старуха, продавшая вам паспорт? Адрес, имя? — спросил Никонов.
— Почем я ведаю?! — Гераська театрально развел руками. — Тот, трактирный, вел меня, а я ведь города не знаю. Шли с получасу.
— Мост проходили?
— Нет, не дошли, свернули — и берегом. А там опять поднялись, мимо разных халуп, и на улицу пристойную вышли, с хорошими домами. Тот дом тоже справный, купеческого вида навроде.
— Ивановская? — тихо спросил Петрусенко, и Никонов, вскинув брови, кивнул:
— Похоже… А хозяйка какая из себя?
— Да старуха, — махнул рукою Горбенко. — Дом — полная чаша: люстры, портьеры бархатные, мебель знатная, а она в салопе старом, пояском подпоясанная, косынка темная, из-под нее космы торчат, нос горбатый.
— Так-так… А называл ее ваш спутник как-нибудь? — у Викентия все больше разгорались глаза.
— Хозяйкой называл. А вот другой…
— Какой другой?
— Да был там еще один, точно бандюга: здоровый, глаза такие…, как у кошки. Вот он сказал, когда я червонцы отдавал: «Не прогадай, гляди, Выпь».
— Ну вот, — сказал Викентий удовлетворенно, словно вновь убедился в чем-то. — Опять пути наших
— А ну-ка, Горбенко, — Никонов с удвоенным интересом повернулся к парню, — опишите подробнее того, кто привел вас к старухе.
И добавил уже Викентию:
— Тот, кто был в доме — отпадает: уж слишком колоритен. А вот второй… Как знать, я ведь видел фото Карзуна пятилетней давности.
— Вряд ли, — усомнился Петрусенко. — Похоже, что тот мелкая сошка.
— Но все же… Ведь к Выпи привел. И у меня к ней ниточки потянулись… Расскажите, Горбенко.
Гераська, который чувствовал себя уже чуть ли не помощником следователей, резво начал:
— Лет 40–50… Трудно сказать. Лысина, волосики редкие на затылке. Носик острый, зубы гнилые. Щуплый такой.
Никонов разочарованно махнул рукой:
— Ясно… Ну, ничего, узнаем у самой Выпи.
Петрусенко спросил у Гераськи насмешливо:
— Как же вас из этого логова выпустили, не обчистив?
Тот хохотнул:
— Обчистили бы в два счета! Ведь этот — бандитская рожа, — когда сказал старухе: «Не прогадай», то еще добавил: «Он ведь паренек богатенький, небось?» А я жалобно так: «Что вы, последнее отдаю!» И карманы вывернул, пиджак тряхнул — показал, что пуст. Вот и ушел… Не дурак ведь! Пока время до вечера шло, я чемоданчик себе купил, одежку приличную, сложил ее в чемодан вместе с деньгами, в камеру хранения на вокзале сдал, а себе только два червонца и оставил, да мелочь на извозчика.
— Всегда бы тебе таким умным быть, — сказал Петрусенко, меняя тон и вставая. — Собирайся, едем.
— Куда? — Гераська вытаращил глаза. Он уже совсем свыкся с приятельской атмосферой разговора и ролью слегка нашалившего, но отличного и свойского парня. А тут: «Едем!»
— В полицейскую управу. — Викентий похлопал Горбенко по плечу тем же жестом, которым тот хлопал его по колену. — А ты думал: жить по чужому документу да шантажировать беззащитную женщину — это шутки?.. Dura lex, sed lex. Закон суров, но таков закон…
Глава 8
Два дня за домом мадам Хазанович наблюдали филеры. Петрусенко сам отобрал двух самых ловких, поскольку знал: их подопечная опытная уголовница, опасность чует задолго. Но ребята не подвели, сработали как надо и на третий день сообщили: в доме у хозяйки изысканное общество. Городовые оцепили купеческий особняк, и Петрусенко с Никоновым да внушительным эскортом вошли в сорванную с петель дверь.
Обстановку Горбенко описал точно, но она и без того была знакома следователям. Разведенная жена купца 1-й гильдии мадам Хазанович была знаменитой в городе хозяйкой воровского притона. Не раз ее задерживали и арестовывали, но умела, умела она выкрутиться, увильнуть, отделывалась штрафами и почти символическими сроками. Затихала ненадолго, и вновь бралась за свое. Но была осторожна, осмотрительна, и поймать на горячем было ее трудно. Да и не брезговала сдать иногда полиции своих клиентов, когда чуяла, что для нее пахнет паленым. Но только была все это мелкая сошка. А Петрусенко знал, что связана старая Выпь и с матерым зверьем.
Нынче улов был средний. По разным углам особняка выловили и вытащили на божий свет трех человек, у которых даже не понадобилось спрашивать имен.
— Давно не бывал я здесь, — с ностальгической грустью протянул Викентий Павлович, — а лица, гляжу, все те же.
— Завернули приятели давние на огонек, — проскрипела старуха, и у Викентия мурашки пробежали по телу. Именно из-за этого, бросающего в дрожь голоса получила мадам свою кличку. — Господин Петрусенко! — ныла она, — вы же разумный человек! Шо против закону, когда давние друзья навещают одинокую старушку?