Таинственное убийство Линды Валлин

Перссон Лейф Г. В.

69

В его снах все было гораздо хуже. Никакой меланхолии. Голый страх, заставлявший тело метаться, а ноги закручивать простыню так, что она превращалась в лежащую посередине кровати мокрую от пота веревку. Он оставался один на один со своим страхом, лишенный возможности защищаться самым естественным способом, просто подумав о чем-то другом, как он обычно поступал, когда бодрствовал.

Только не этой ночью.

Другое индейское лето, уже почти пятьдесят лет назад. Ян получил свой первый настоящий велосипед. Огненно-рыжий

«Крессент Вэлиант». Названный в честь благородного рыцаря принца Вэлианта, жившего в ту давнюю пору, когда не было еще никаких велосипедов, а только лошади.

Он уже забыл, какой раз подряд отец бежит сзади, держит его велосипед за багажник и подбадривает своими криками.

Он крепко держит руль, изо всех сил крутит педали и, по крайней мере, перестал закрывать глаза в тот момент, когда чувствует, что сейчас упадет и поцарапает колени.

И теперь осталось самое трудное. Гравиевая дорожка перед домом между белой калиткой и красным крыльцом, где наверняка стоит мама и жарит блинчики, поскольку сегодня четверг.

— Никакой опасности, — кричит отец у него за спиной. — Я держу. Никакой опасности. Я держу.

Ян крутит педали и рулит увереннее, чем обычно, поскольку папа держит, и перед домом он тормозит осторожно, ставит левую ногу на холмик и слезает с велосипеда.

И, обернувшись, видит, что отец стоит у белой калитки и смотрит на него с улыбкой на загорелом лице. Он слишком далеко, чтобы потрепать Яна по волосам, но в этом уже нет необходимости.

70

Комиссару полиции лена Крунуберг не понадобилось звонить шефу Государственной криминальной полиции. В среду утром Ларс Мартин Юханссон сам связался с ним.

— Я буду краток, — сказал он. — Речь пойдет о Бекстрёме. Если дело не обстоит так, что тебе нужен именно он и никто другой, я решил отозвать его домой. Кроме того, могу отправить к тебе новых людей.

— Да, — сказал полицмейстер. — Я рад любым ресурсам, которые мы сможем получить, и, конечно, если Бекстрём необходим тебе для более важного задания, я, естественно, готов смириться с этим.

— Более важное задание, — ухмыльнулся Юханссон. — Я собирался забрать его домой, чтобы устроить ему головомойку, а закончив с этим, подумаю, найдутся ли у меня какие-либо задания для него в будущем.

— Если все дело в заявлении, то, я думаю, с этим еще много неясностей, и пока рано наказывать старину Бекстрёма, — возразил комиссар, прилагая максимум усилий, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и увереннее.

— Я не понимаю, о чем ты, — сказал Юханссон. — Какое заявление?

У комиссара полиции лена не осталось выбора, и ему пришлось рассказать о жалобе на Эверта Бекстрёма, двумя днями ранее поступившей полицейским властям Векшё.

— Выглядит, на мой взгляд, очень странно, — заметил Юханссон пять минут спустя, как только его младший коллега, наконец, закончил рассказ. — Поправь меня, если я ошибаюсь, — продолжил Юханссон. — У вас, значит, есть телега от председателя кризисного центра

помощи женщинам Векшё о том, что Бекстрём якобы подверг ее знакомую журналистку тому, что согласно моему экземпляру Уголовного кодекса трактуется как сексуальное домогательство. Но сама журналистка по неизвестной причине отказывается разговаривать на данную тему и абсолютно не настроена жаловаться.

— Да, пожалуй, так вкратце можно описать суть дела, — согласился комиссар. — И потом, у нас есть справка, которую заявительница предоставила вчера.

— Переходи к этому, — распорядился Юханссон. — Итак, после того как вы снова связались с пострадавшей и она по-прежнему отказывалась проявлять инициативу, заявительница представила некий документ, заверенный ею и кем-то другим, представляющий собой некий пересказ по памяти разговора, якобы имевшего место между заявительницей и пострадавшей. Кто другой свидетель?

— Председатель кризисного центра помощи мужчинам у нас в городе. Его зовут Бенгт Карлссон, кстати, председателя кризисного центра помощи женщинам, которая написала заявление, зовут Моа Хьертен…

— Сейчас я ни черта не понимаю, — перебил его Юханссон. — По-моему, ты сказал, что пострадавшая разговаривала только с Хьертен. О чем же тогда свидетельствует Карлссон?

— Да, тут, конечно, немного неясно, — согласился комиссар.

— Я так не считаю, — возразил Юханссон. — По моему мнению, подобное скорее напоминает лжесвидетельствование.

— Да, хорошего и вправду мало, — вздохнул комиссар.

— Не мое дело давать тебе советы, — сказал Юханссон, — но на твоем месте я бы постарался либо наконец хорошенько разобраться с этой телегой, либо закрыть дело, пока наш милый Бекстрём не успел поболтать со своими друзьями из профсоюза.

— Значит, так ты считаешь? — осторожно спросил комиссар.

— Он в состоянии создать кучу проблем. Бекстрём стоит сотни обычных сутяг. Это просто чтобы ты понял, о ком мы говорим, — сказал Юханссон.

— Я благодарен тебе за помощь, — промямлил комиссар.

— Я попрошу шефа Бекстрёма связаться с твоим руководителем расследования и утрясти все практические детали, — пообещал Юханссон напоследок.

У непосредственного начальника Бекстрёма почему-то не нашлось никаких возражений. Отчет, который экономический отдел отправил ему для ознакомления, выглядел, к сожалению, слишком убедительным, и от него нельзя было просто отмахнуться. Все другое оставили до лучших времен, а сам он находился в отпуске, когда все произошло.

— До меня, кроме того, дошли сведения, что на него пришло какое-то заявление, он якобы обнажился перед некой журналисткой, — сказал интендант и покраснел.

— Да, чего только не болтают люди, — проворчал Юханссон с довольным вздохом.

— Когда шеф хочет забрать его домой? — спросил интендант.

— Как можно быстрее, — сказал Юханссон. — Самое позднее в понедельник утром, просто там у меня крошечное окошко в календаре, и я собирался засунуть его туда.

«Чтобы устроить ему хорошую головомойку».