Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— Ерунда, — разозлился Лёфгрен. — Я никогда не говорю о подобном, все это просто чушь собачья.
— Просто чушь собачья, ты говоришь, — констатировал Рогерссон. — Если ты не спал с ней, то тебе ведь просто надо ответить «нет».
— Ты, похоже, не понял, что я говорю, — огрызнулся Лёфгрен.
— Я прекрасно понял, что ты говоришь, — возразил Рогерссон. — Вдобавок знаю, что ты лгал уже на первом допросе, и сейчас могу собственными ушами слышать, как ты старательно уклоняешься от ответа на простой и прямой допрос.
— Который не имеет никакого отношения
— Если ты невиновен, то наверняка не будешь возражать, если сейчас мы возьмем у тебя образец слюны, чтобы получить ДНК и затем оставить тебя в покое. — И Рогерссон показал на пробирку с ваткой на палочке, которая лежала около магнитофона.
— Я вовсе не собираюсь этого делать, — заявил Лёфгрен, — поскольку я невиновен и у вас нет никаких оснований меня подозревать. Сейчас же речь просто идет о том, что вы пытаетесь отделаться от будущего черного коллеги, — продолжил он, и его взволнованный вид был полностью под стать голосу. — Именно об этом идет речь. Все остальное просто вздор.
— А если я скажу, что ты лжешь и что сам факт твоего вранья полиции, когда дело касается расследования убийства, причем твоей однокурсницы, заставляет меня и моих коллег подозревать тебя? — спросил Рогерссон. — Для нас речь ведь идет только об этом.
— Тогда вы должны все понять, — сказал Лёфгрен с жаром. — А вы даже не слушаете…
— И важно это не только для нас, — перебил его Рогерссон. — Прокурор столь же заинтересована, как и мы.
— Извините, что я вмешиваюсь, — напомнил о своем присутствии адвокат, — но было бы интересно услышать и позицию прокурора.
— Она очень простая, — сообщил Рогерссон. — Если Лёфгрен продолжит лгать и откажется рассказать, чем он на самом деле занимается, у нее появятся веские причины подозревать его, и он будет задержан.
Рогерссон посмотрел на Левина, который кивком подтвердил его слова.
— Тогда я хотел бы занести в протокол, что не разделяю мнение прокурора, — сказал адвокат.
— Это уже сделано, — сообщил Рогерссон. — И я полагаю, господин адвокат, вы знаете, что вам надо разговаривать не с полицией, если вы захотите обжаловать данное решение. Последний вопрос к тебе, Роланд, прежде чем ты будешь задержан…
— У меня есть алиби, — перебил его Лёфгрен. — Наверное, полицейские твоего поколения в курсе, о чем идет речь? Что означает данное понятие, я имею в виду?
— Это он, — воскликнул Желто-Синий Гурра, победно улыбнулся и поднял фотографию Эрика Роланда Лёфгрена.
— Не торопись, Гурра, — сказал фон Эссен. — Посмотри внимательно.
— По мне они все похожи, — вмешался Адольфссон. — Как ты можешь быть столь уверен?
— Вы разговариваете с экспертом, — изрек Желто-Синий самодовольно. — Я так же хорошо секу в ниггерах, как эскимосы в снеге или чертовы лопари в дожде. Возьмем этого, например, — продолжил он и помахал карточкой Лёфгрена. — Типичный синий негр. Африка, если ты спросишь меня. Но не какая угодно, поскольку мы говорим не об Эритрее, или Судане, или Намибии,
— Подожди, подожди, — перебил его Адольфссон и замахал руками. — О какой части Африки мы говорим? Черт с ними с неграми, которые нас не интересуют.
— Если ты спросишь меня, мы говорим о Западной Африке, типа Берега Слоновой Кости, или старой Французской Западной Африке, французских ниггерах, — закончил свой монолог Желто-Синий и кивнул с видом знатока.
— Спасибо за помощь, — сказал фон Эссен. — Тогда у нас остался еще только один вопрос. Не мог бы ты взглянуть на наши фотографии девушек тоже.
— Завязывай, Граф, — заныл Желто-Синий. — Постарайся послушать то, что я скажу. Я же болтал с вашей девицей, когда очутился у вас богадельне. Это была она. Я на сто процентов уверен.
— Какая из них тогда? — спросил Адольфссон и кивнул в направлении снимков Линды и еще восьми молодых девушек.
— Выкладывай, — приказал Рогерссон. — Рассказывай о твоем алиби.
— Я был не один, когда ушел из отеля. А вместе с еще одним человеком, и мы направились ко мне домой. И я пробыл вместе с этим человеком примерно до десяти утра.
— На допросе ты утверждал, что пошел домой один, — констатировал Рогерссон. — Значит, тогда ты солгал? Назови мне имя в таком случае. Как звали того, с кем ты пошел домой?
— Я же уже объяснил. Я не называю никаких имен, — сказал Лёфгрен.
— Этого мало для алиби, — вздохнул Рогерссон. — Для алиби в том смысле, как меня учили, во всяком случае. Насколько я помню, преподаватель постоянно твердил нам, что важно знать как раз имя человека, который отвечает за алиби.
— Я не обсуждаю никаких имен, — повторил Лёфгрен. — Неужели трудно понять?
— Что вы теперь скажете, парни? — проворчал Желто-Синий и поднял выбранную им фотографию.
— Ты абсолютно уверен, что это она? — спросил фон Эссен, и они с Адольфссоном обменялись взглядами.
— Что значит, абсолютно уверен? Я же сказал — на сто процентов. Я болтал с ней наверняка несколько раз, когда заглядывал в ваш курятник. Это же настоящая сучка, если вас интересует мое мнение.
— Есть один немного забавный момент в связи с тем, что ты говоришь, — заметил Рогерссон и внимательно посмотрел на Лёфгрена.
— И что же в этом смешного? — спросил Лёфгрен. — Я ничего подобного не вижу.
— По словам твоих товарищей, ты хвастался им каждый раз, когда трахался с Линдой. Это твои собственные слова. Трахался с Линдой, там были и другие, более пошлые выражения, которые я собирался приберечь для тебя и для твоего юридического представителя.
— Да поймите же вы, — упорствовал Лёфгрен. — Я ничего им не говорил.
— Когда речь шла о твоем уходе домой из городского отеля, ты, наоборот, уверял их, что пойдешь один. Кто-то даже видел тебя идущим в полном одиночестве. Тебе якобы требовалось выспаться, как ты сказал.