Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— И кто же она? — спросил Бекстрём, хотя он уже и угадал ответ.
— Коллега Анна Сандберг, по данным свидетеля, с которым мы разговаривали, — сообщил Левин.
— Я убью эту сучку, — заорал Бекстрём и резко поднялся со стула. — Да я, черт побери…
— Тебе не надо этого делать, — постарался успокоить его Рогерссон и покачал головой. — Ты должен просто сесть и успокоиться, пока у тебя не случился инсульт или нечто похуже.
«О чем это он, собственно? — подумал Бекстрём и опустился на стул. — Чтоб ей сдохнуть!» — выругался он про себя.
Стажер Лёфгрен смог покинуть следственный изолятор полиции Векшё еще до того, как двери камеры успели за ним закрыться.
В то время как отвечавший за их заключенного сотрудник полиции Векшё разбирался с практической стороной вопроса в том, что касалось отпечатков пальцев Лёфгрена и его ДНК, Левин заметал следы после себя и своих товарищей. И прежде всего заручился молчанием всех, кто принимал непосредственное участие в тайных операциях Бекстрёма, а потом встретился наедине с инспектором Сандберг и серьезно поговорил с ней.
Бекстрём постепенно успокоился. Злость улеглась, но он снова и снова в мыслях возвращался к своей многообещающей версии, которую его недалекие и даже непорядочные коллеги разрушили в прах. В виде исключения комиссар позволил унынию взять верх над собой, и его не оставляло ощущение, что с ним дурно и несправедливо обошлись.
«Идиоты окружают меня со всех сторон, и самое время как-то встряхнуться», — подумал он пять минут спустя, когда, выйдя из здания полиции, попал в объятия невыносимой жары, которую ему требовалось преодолеть, чтобы оказаться в своей мягкой постели в снабженном отлично работающим кондиционером номере, естественно заскочив по пути в ближайший винный магазин.
Для начала Бекстрём впихнул в себя пару банок холодного пива, которые уже стояли в его мини-баре. Без особого удовольствия, а главным образом с целью освободить место для тех, что он купил по дороге, и без того, чтобы приятное спокойствие охватило его душу и тело.
«В худшем случае эта сучка Сандберг не только саботирует мое расследование, но и просто мешает мне жить», — подумал он. А мотом за неимением лучшего занятия включил телевизор и вполглаза смотрел передачу на тему культуры. Согласно анонсу, в ней должны были обсуждать убийство Линды Валлин, но на деле все свелось к обычному словоблудию, когда несколько сидевших в студии педиков перебрасывались умными фразами.
Прославившийся своим участием в реалити-шоу «Бар» и телевизионной игре «Знаменитый Робинсон» ныне учащийся второго курса Института драматического искусства в Мальмё Робинсон-Мике искал финансирование для документальной драмы о смерти Линды. В отделе культуры коммуны Векшё ему, естественно, отказали, но сейчас он нашел частного инвестора, обещавшего свою поддержку, и работа пошла. Сценарий по большому счету был готов, а роль Линды он предложил молодой женщине по имени Карина Лундберг, более известной шведской публике как Нина из «Старшего Брата». Помимо этого реалити-шоу она также принимала участие в «Молодых подрядчиках» тоже на новом Экономическом канале, одно время ходила в театральную школу и сейчас смогла даже отметиться несколькими репликами на государственном телевидении. Вдобавок они с Мике давно знали друг друга, и она безоговорочно доверяла
«О чем, черт возьми, она говорит?» — заинтересовался Бекстрём. Он прибавил звук и сел в постели.
— Среди женщин-полицейских ужасно много лесбиянок, — объяснила Нина. — Фактически они почти все такие. У меня подруга работает в полиции, и она рассказывала мне об этом.
— Я построил все по принципу классического треугольника, — пустился в рассуждения Мике. — У нас есть Линда, женщина, которую она любит, тоже, кстати, сотрудница полиции по имени Паула, и потом, мужчина, преступник, убийца со всей своей ненавистью, ревностью, одиночеством. Своим страхом кастрации. И в результате получился… чисто классический сюжет, драматическая история в стиле Стриндберга, Норена.
— Да, как раз такими они и становятся, — согласился ведущий программы с энтузиазмом. — Именно об этом ведь в данном случае идет речь. Еще об одном кастрированном мужчине.
«Из этих идиотов мало сварить клей, слишком мягкое для них наказание».
Бекстрём нажал кнопку выключения телевизора, и как раз в этот момент зазвонил его телефон, хотя он в самой категоричной форме предупредил персонал на ресепшене, что у него нет желания ни с кем разговаривать.
— Да, — прорычал Бекстрём.
«Ничего себе», — подумал он, когда положил трубку.
Член правления общества «Мужчины Векшё на защите женщин от насилия» Бенгт Карлссон настолько сильно заинтересовал инспектора Петера Торена, что тот, несмотря на данное Бекстрёму обещание не распространяться об этом деле, посчитал необходимым посвятить во все Кнутссона. Пусть, по его мнению, это вряд ли оставалось столь актуальным теперь, когда Бекстрём так насел на беднягу стажера.
Бенгту Карлссону было сорок два года. В возрасте от двадцати до тридцати трех лет он в общей сложности одиннадцать раз представал перед судом за насильственные действия в отношении семи близких ему женщин, которым на момент совершения преступления было от тринадцати до сорока семи лет. Во всех случаях речь шла о нанесении телесных повреждении разной степени тяжести, необоснованных угрозах и сексуальном домогательстве, в результате чего Карлссона семь раз приговаривали к различным срокам заключения. В общей сложности они составили четыре года и шесть месяцев, и из них он отсидел примерно половину.
— Интересный господин, — согласился Кнутссон, быстро прочитав приготовленную Тореном справку. Это не составило большого труда при помощи компьютерных баз данных, которые находились в их распоряжении.
— Но почему он завязал с этим делом? — спросил Торен. — Ведь последний приговор был вынесен девять лет назад. А потом Карлссона как подменили.
— Поменял образ действия, — предположил Кнутссон. — Помнишь грабителя, переключившегося на взломы банкоматов? За ним числилась почти дюжина эпизодов, когда мы смогли прижать его. А он ведь ходил по школам и читал доклады о том, как ему удалось порвать со своим преступным прошлым.
— Возможно, он переключился с хорошо знакомых ему женщин, тех, с кем вместе жил и так далее, на абсолютно незнакомых, — предположил Торен, казалось, что он просто размышляет вслух.
— Не исключено, — согласился Кнутссон. — Даже очень похоже на правду. Хотя мне в голову пришла еще одна мысль. Помнишь лекцию, которую весной читал коллега из ФБР в высшей школе полиции?
— Конечно, — кивнул Торен. — Там еще шла речь о сексуальных маньяках. Ими ведь как раз и занимаются коллеги из бюро, если я все правильно понял. Тот лектор, по большому счету, просто зациклился на них.