Таинственный берег
Шрифт:
Но раньше, чем Мэриджон вышла замуж за Майкла, Джон женился на Софии.
Гречанка София, ко всеобщему изумлению, была официанткой и работала в одном из многочисленных кафе в Сохо. Джону было девятнадцать, когда он ее встретил, и вскоре они поженились. Это, естественно, вызвало огромное возмущение матери и ярость отца, который тут же бросил подготовку очередной экспедиции и прилетел в Англию. Были чудовищные скандалы с обеих сторон, и в конце концов старик вычеркнул сына из завещания и вернулся к своей экспедиции.
Александер криво улыбнулся.
Джону было наплевать! Он взял взаймы у матери несколько тысяч фунтов, уехал в противоположную часть Англии и завел дело по продаже
Внезапно воспоминания подернулись дымкой, они крутились и поворачивались, как вращающиеся ножи. Да, думал Александер, Джон всегда получал то, чего хотел. Он хотел женщину, и ему стоило только поманить ее пальцем; он хотел денег, и они плавно потекли на его счет; он почему-то хотел, чтоб ты стал его другом, и ты стал его другом.
…А был ли ты его другом? Когда Джон уехал, как будто развеялись чары, и ты начал раздумывать: а были ли вы и в самом деле друзьями?
Он опять подумал о женитьбе Джона. У них был только один ребенок, толстый и довольно непривлекательный, совсем не похожий ни на одного из родителей. Александер вспоминал уик-энды в Клуги тем летом, когда друзья Тауерса выезжали к нему в пятницу, иногда тратя на дорогу целый день, иногда проводя ночь с пятницы на субботу в дороге, и приезжали в субботу к ленчу. Это было долгое путешествие, но Джон и София великолепно принимали гостей, тем более что само место было идеальным для любого длинного уик-энда… В каком-то смысле там было чересчур уединенно, особенно для Софии, которая всю свою жизнь прожила в шумных перенаселенных городах. Без сомнения, она скоро устала от этого чудесного дома у моря, который Джон так любил. В последние месяцы своей жизни она стала очень беспокойной.
Он вспоминал, какой была София: сладострастная лень, томная пластика, чудовищная скука, которая была упрятана под роскошную оболочку.
Было бы намного лучше, если бы она оставалась в своем ресторанчике, переполненном людьми всех национальностей, и не меняла бурлящую жизнь Сохо на уединенную безмятежность этого дома у моря.
Макс продолжал размышлять, наблюдая за горящей сигаретой, вспоминал бухту и скалы, на которые онаупала. Упасть там легко, думал он тогда. Тропинку — ступеньки, выбитые в скалистом обрыве, — занесло песком. Обрыв не был слишком крут или высок, но скалы внизу — как множество острых зубов, только на самом берегу они сглаживались в террасы, ведущие к линии прибоя.
Александер погасил окурок, раздавив столбик пепла.
Там под обрывом было прелестное место. Джон часто ходил туда с ребенком.
Макс видел сейчас все это так ясно: тот уик-энд, Клуги, веселый прием, которые так любила София. Он приехал с Евой, а Майкл — с Мэриджон. Больше никого не было. Джон пригласил еще одну пару, но в последнюю минуту выяснилось, что они не смогут приехать.
Он видел Клуги глазами своей памяти. Старая ферма, которую Джон перестроил, в нескольких сотнях ярдов от моря. Стены — желтые, ставни — белые. Это было необычное, поразительное место. Позднее, когда все кончилось, он думал, что Джон продаст этот дом, но Джон не продал. Он продал свою фирму, а дом в Клуги так и не продал. Он отдал
Придя вечером домой, Майкл Риверс тут же вывел машину из гаража и отправился в дальнюю поездку. Целью путешествия был дом в Суррее, в сорока милях от его квартиры в Вестминстере. В Гилфорде он остановился, чтобы перекусить в пивной, а затем двинулся дальше. Он приехал в Анселм Кросс вскоре после семи вечера, июльское солнце пламенело в небе за верхушками сосен на окружающих холмах.
Его встретили недоуменно и не очень приветливо. По правилам, гостей по вторникам не пускали; игуменья была очень строга в этом отношении. Исключения делались только по неотложному поводу.
— Вас, конечно, ожидают?
— Нет, — сказал Риверс. — Но я думаю, она меня примет.
— Подождите минутку, пожалуйста, — сказала отрывисто женщина и вышла из комнаты в водовороте черных юбок и покрывала.
Майкл прождал около четверги часа в маленькой пустой комнате. Ему стало казаться, что его терпение подходит к концу, когда женщина наконец вернулась. Губы ее были неодобрительно поджаты.
— Сюда, пожалуйста.
Он шел за ней по длинному коридору, знакомая тишина душила его. На мгновение он попытался себе представить, каково это — жить в таком отрезанном от всего мира месте, быть запертым наедине со своими думами на долгие часы, но мысленно отпрянул в ужасе от такой возможности. Чтобы нейтрализовать кошмарные вывихи воображения, Майкл заставил себя думать о своих буднях, наполненных работой в офисе, приемом клиентов: о вечерах, которые он проводил в клубе, играя в бридж; о выходных днях, занятых гольфом и долгими прогулками. У него абсолютно не было времени, чтобы сесть и задуматься. Так было лучше. Когда-то, очень давно, он время от времени наслаждался уединением в безлюдном месте, но теперь старался, чтобы его мысли были заняты кем-то или чем-то таким, что абсолютно исключало любую возможность уединения.
Монахиня открыла дверь. Когда Майкл перешагнул через порог, она прикрыла ее, и он услышал мягкий звук шагов — монахиня быстро и целеустремленно возвращалась назад по коридору.
— Майкл! — произнесла с улыбкой Мэриджон. — Какой приятный сюрприз!
Она поднялась и пошла к нему через всю комнату. В этот момент лучи солнца, проникавшие через окна, осветили ее прекрасные волосы. Внезапно он ощутил комок в горле, почувствовал резь в глазах; так и стоял перед ней, не способный заговорить, шевельнуться, почти потерявший зрение.
— Дорогой Майкл, — услышал он ее голос с мягкими интонациями. — Иди сюда, сядь и расскажи мне, что происходит. Какие-нибудь дурные вести? В другом случае ты вряд ли пустился бы в такой долгий путь после рабочего дня.
Она почувствовала его растерянность, но не поняла причину. Пока она шла к стульям, расположенным по обе стороны столика, ему удалось овладеть собой, и в следующую секунду он уже сидел напротив и ощупью искал портсигар.
— Ты не возражаешь, если я закурю? — пробормотал он, уставившись на крышку стола.
— Ни в какой мере. Угостишь меня сигаретой?
Он удивленно взглянул на нее, выражение его лица вызвало у нее улыбку.
— Я не монахиня, — напомнила она ему. — Я даже не послушница. Я просто нахожусь в «уединении».
— Конечно, — неловко сказал он. — Похоже, я все время об этом забываю.
И предложил ей сигарету. Он заметил, что она все еще носит обручальное кольцо. Пальцы, державшие сигарету, были такими же тонкими, как и прежде.
— Ты седеешь, Майкл, — сказала она. — Наверное, слишком много работаешь. — Она затянулась сигаретой. — Какой странный вкус! Очень необычно. Будто редкий яд, несущий медленную наркотическую смерть… Ты долго не приезжал, Майкл. Месяцев шесть?