Таинственный двойник
Шрифт:
– Извещен ли граф о сегодняшнем рассмотрении его дела?
– Да, сир. Но… по причине его кончины…
– Да, – перебивает его король, – я знаю… очень жаль. Да… Но у него есть двое сыновей. Почему не присутствует старший?
– Сир! Старший его сын… – коннетабль замялся.
– Ну, говори, – приказал король.
– Он… исчез.
– Как исчез? – король даже привстал.
Коннетаблю пришлось рассказывать запутанную историю с исчезновением Раймунда. Людовик слушал внимательно. Он несколько раз тер нос, что было признаком его раздражения.
Когда
– Пока Франция будет иметь столько границ…
Вероятно, он имел в виду многочисленное количество графств, герцогств, практически государств в государстве.
– …у нас могут украсть не только графа, но и короля.
Почему-то другие варианты исчезновения наследника ему в голову не пришли. Уже сидя, он обвел взглядом присутствовавших и спросил:
– Несмотря на случившееся, нам надо принять решение.
Все в знак согласия закивали головами.
– Давайте, – он вздохнул с облегчением, – я подпишу.
Маршал и юрист переглянулись, понимающе подмигнули друг другу.
Король взял отточенное гусиное перо, обмакнул его и аккуратно расписался.
– Всё, – и отодвинул бумаги на край стола.
Взглянув на коннетабля, кивнул головой.
– Слушается дело графа Ангеррана де Куси.
– Консилиум рассмотрел, – голос у докладчика чистый, спокойный, без эмоций.
«Дело де Куси… дело де Куси, – застучало в голове Людовика, – ну, будет буря!»
– …Были задержаны трое молодых дворян в его угодьях. Граф обвинил их в браконьерстве и приказал казнить, чем нарушил…
«Казнить, казнить», – опять забилось у короля в голове.
– …и приговорил их к повешенью.
«Повешенье, повешенье… троих молодых… повешенье», – назойливо продолжало стучать.
– Граф здесь? – резко спросил король.
– Да, сир. Прикажете его ввести?
– Да.
Симон де Нель повернулся и кивнул головой смиренно сидевшему у двери человеку. Тот вскочил и опрометью бросился за дверь.
Вскоре на пороге показался немолодой человек. Волосы его были всклокочены, борода неухожена. Дорогая одежда измята, местами порвана. На руках и ногах – цепи. Он шел медленно, с наклоненной по-бычьи головой, словно хотел на кого-то броситься. Взгляд исподлобья говорил о той ненависти, которая бушевала в его груди.
Король отвернулся и стал смотреть в окно. Виден был только клочок голубого неба, по которому плыли обрывки облаков. Симон почему-то молчал, и король вынужден был оторваться от своего наблюдения. Его взгляда было достаточно, чтобы тот вновь приступил к чтению. Все присутствовавшие, кто с интересом, кто с нескрываемым торжеством, смотрели на подсудимого. Это был сильный, мужественный человек, наделенный изрядной долей упрямства. Им будет трудно с ним совладать. Скорее всего, придется просто сломать.
Когда Симон кончил чтение, король задал подсудимому вопрос:
– Вы не чувствуете, граф, угрызения совести, приказав
– Нет, сир. Они нарушили закон моих предков и за это поплатились.
– Но, – подал голос Симон де Нель, – королевский указ давно отменил все ваши неписаные законы и устаревшие традиции. Почему вы не подчинились воле короля?
– Не воле короля, – Людовик смотрит на Симона, – а тому закону, который обязан выполнять и сам король. Закон – это акт высшей справедливости, ибо он уравнивает перед собой всех, будь то граф или какой-нибудь крестьянин.
– Да, сир, вы правы, – Симон де Нель, чуть привстав, склонил голову.
Маршал ногой толкает пэра. Но тот невозмутим.
– Король должен подчиняться и воле тех, кто его избрал, – подал голос Ангерран.
Он явно намекал на то, что был в числе тех, кто по повелению Людовика VIII короновали на французский трон Людовика, тогда мальчика. Но король парировал его выпад своим ответом:
– Во Франции короли не избираются, а наследуют власть. Ты, де Куси, только подтвердил мое право. По этому праву и ты владеешь своим графством.
– Которое вы сейчас стремитесь отнять! Но боги, боги накажут тебя за это! – Ангерран загремел цепями. Пришла очередь сказать свое слово и Герену. Поправив крест на груди и этим как бы подчеркнув свою принадлежность, епископ сказал:
– Господь Бог, венчая короной помазанника, этим выражает свою волю. Он вручает ему паству, за которую тот должен нести ответственность. Границы этой ответственности должны выражаться законом, ясным и понятным для всех. В одном государстве не может быть чересполосица законов. В этом сила государства, а вы, граф, хотите подорвать эту силу.
Епископ не смотрел на Ангеррана, но, закончив речь, повернул голову в его сторону.
– Силу государства всегда составляли мы, – он с силой ударил себя в грудь, – а вы сейчас подрываете эту силу.
– Я вижу, – король заговорил спокойно, – граф ничего не понимает. К тому же мы отошли от дела, по которому здесь собрались. Лишить молодых людей жизни только за то, что они в пылу охоты перешли невидимую графскую границу! Да как чувствуют себя их матери, невесты! И что подумает народ о своем короле, который не может защитить их? Вы знаете, граф, я не люблю охоту, но скажите мне, только честно, если у вас еще осталось что-то от этого понятия, вы сами не топтали крестьянские поля в погоне за каким-нибудь подранком?
Граф, конечно, понял, куда метил король, и только ответил:
– Это была… моя земля.
Не то король устал, не то понял бесполезность спора с Ангерраном, но он взглянул на Симона де Неля, и тот понял, что пришло его время. Он поднялся, поправил сбившийся кружевной воротник и начал речь.
– Вот вы только что сказали, что это была ваша земля. Позвольте спросить: в каком королевстве вы живете?
Симон замолчал и уперся взглядом в де Куси. Тому почему-то стало не по себе. Он заворочился на месте. Стража насторожилась.