Таинственный остров(изд.1990)
Шрифт:
В десять часов утра пирога очутилась у второй излучины реки — в пяти милях от устья. Путешественники устроили привал, позавтракали и отдохнули с полчаса в тени высоких красивых деревьев.
Ширина реки достигала тут шестидесяти — семидесяти футов, а глубина — шести. Инженер заметил, что в реку впадают многочисленные притоки, делая ее полноводнее, но что все эти речушки несудоходны. Лес же, который поселенцы называли лесом Жакамара, а также лесом Дальнего Запада, тянулся все дальше, и казалось, ему нет конца. Но ни в чаще, ни у берега реки ничто не свидетельствовало о присутствии человека. Путники не обнаружили ничего, что говорило бы о том, что здесь есть люди, и было ясно, что топор еще не касался
Поэтому-то инженер и торопил товарищей — он спешил добраться до западного берега острова Линкольна, по его расчетам находившегося по крайней мере в пяти милях. Они снова пустились в путь, и хотя им казалось, что русло реки ведет их не к берегу, а скорее к горе Франклина, все же было решено плыть до тех пор, пока под днищем пироги будет достаточно воды,— так сохранялись силы и выгадывалось время; если бы они пошли лесом, им пришлось бы прокладывать дорогу топором.
Но вскоре течение перестало помогать им, может быть, оттого, что ослабел прилив — действительно в этот час пора было начаться отливу,— а может быть, оттого, что прилив не чувствовался на таком расстоянии от устья реки Благодарения. Пришлось взяться за весла. Наб и Герберт уселись на банку, Пенкроф — за кормовое весло, служившее рулем, и пирога снова поплыла вверх по течению.
Чем дальше плыли они к лесам Дальнего Запада, тем реже становился лес. Деревья росли не так густо и даже кое-где стояли поодиночке. Но именно потому, что между ними было много места, света и воздуха, они разрослись на приволье и были великолепны.
Какие роскошные представители растительного мира встречаются в этих широтах! Посмотрев на них, ботаник без колебания определил бы, на какой параллели лежит остров Линкольна.
– Эвкалипты! — крикнул Герберт.
И действительно, то были величественные деревья, последние исполины субтропической зоны, сородичи тех эвкалиптов, что растут в Австралии и Новой Зеландии, лежащих на той же широте, что и остров Линкольна. Иные из них были высотою в двести футов. Окружность ствола достигала у основания двадцати футов, а кора, по которой стекала душистая смола, была толщиной в пять дюймов. Нет на свете ничего чудеснее и своеобразнее этих огромных деревьев из семейства миртовых, листья которых повернуты ребром к свету и не загораживают солнечных лучей, доходящих до самой земли!
У подножия эвкалиптов землю покрывала сочная трава, из нее стаями вылетали крошечные птички, переливаясь в сверкающих лучах солнца, как крылатые рубины.
– Вот так деревья! — воскликнул Наб - Только есть ли от них прок?
– Э! Видно, бывают на свете великаны деревья, как и великаны люди!
– подхватил Пенкроф.— Их только на ярмарке показывать — какой от них еще прок!
– Думаю, что вы ошибаетесь, Пенкроф,— заметил Гедеон Спилет,— эвкалипт начинают применять — и весьма успешно: из него мастерят красивые столярные изделия.
– Кроме того,— добавил Герберт,— эвкалипты принадлежат к группе, в которой есть множество полезных видов: фейхоа, дающая плоды фейхоа; гвоздичное дерево, из цветов которого приготовляют пряности; гранатовое, приносящее гранаты; «eugenia cauliflora», из ее плодов получается вполне сносное вино, мирт «ugni», его сок - вкусный алкогольный напиток; мирт «caryophyllus» — из его коры добывается превосходная корица; «eugenia pimenta» дает ямайский стручковый перец; мирт обыкновенный, ягоды которого заменяют перец; «eucalyptus robusta», из которого добывается очень вкусная манна,
Юношу не прерывали, и он с воодушевлением преподал этот урок ботаники. Сайрес Смит слушал его с улыбкой, а Пенкроф с гордостью, не поддающейся описанию.
– Молодец Герберт,— сказал моряк,— но готов побиться об заклад: все полезные растения, которые ты тут перечислил, не такие великаны, как вот эти!
– Что верно, то верно, Пенкроф.
– Выходит, я прав,— заметил моряк,— великаны никуда не годятся!
– Вы ошибаетесь, Пенкроф,— сказал инженер,— как раз эти гигантские эвкалипты, под которыми мы расположились, годятся для многого.
– Для чего же?
– Для оздоровления края, где они растут. Знаете ли вы, как их называют в Австралии и Новой Зеландии?
– Нет, мистер Сайрес.
– Их называют «гонителями лихорадки».
– Они изгоняют лихорадку?
– Нет, предохраняют от нее.
– Так. Записываю,— заметил журналист.
– Записывайте, любезный Спилет,— доказано, что эвкалипты оздоровляют местность. Это благодетельное средство, данное самой природой, испробовали на юге Европы и в Северной Африке, где почва чрезвычайно болотиста,— и что же? Состояние здоровья местных жителей мало-помалу улучшалось. В районах, покрытых лесами эвкалиптов, не встречается перемежающейся лихорадки. Факт этот уже не внушает сомнений, что очень приятно и для нас, поселенцев острова Линкольна.
– Ну и остров! Благословенная земля — наш остров! — воскликнул Пенкроф.— Говорю вам — на нем все есть, чего ни пожелаешь... вот только если бы...
– И это будет, Пенкроф, и его отыщем,— сказал инженер,— но пора в путь, будем плыть до тех пор, пока река не обмелеет.
Итак, путешественники продолжали исследовать край. Они проплыли еще мили две среди эвкалиптов, которые в этой части острова возвышались над всеми другими деревьями. Эвкалиптовые леса были необозримы; они тянулись по обе стороны реки Благодарения, которая змеилась, теснясь между крутыми зелеными берегами. Местами русло заросло высокими травами, из воды
выступали острые скалы, что затрудняло плавание. Грести было нелегко, и Пенкрофу пришлось отталкиваться шестом. Видно было, что вода в реке постепенно спадает и что недалек тот час, когда придется стать из-за мелководья. Уже солнце склонялось к горизонту и на землю ложились длинные тени деревьев. Сайрес Смит, понимая, что засветло им не добраться до западного берега острова, решил расположиться на ночлег в том месте, где из-за мелководья надо будет прервать плаванье. Он полагал, что до морского берега оставалось еще пять-шесть миль,— расстояние было слишком велико, не стоило идти ночью, особенно по этим неведомым лесам.
Лодка плыла вверх по течению, среди леса, который становился все гуще, казалось, что в нем и зверья водилось больше, ибо моряк, если зрение его не обманывало, видел стаи обезьян, снующих между деревьями. Порой то одна, то другая останавливалась неподалеку от лодки и смотрела на путешественников без всякого страха, будто видела людей впервые и еще не знала, что их нужно бояться. Было очень легко перестрелять обезьян, но Сайрес Смит восстал против бессмысленного уничтожения животных, хотя это и соблазняло страстного охотника Пенкрофа. Да и стрелять было неблагоразумно, ибо сильные и необычайно проворные обезьяны в ярости страшны и лучше их не раздражать.