Таинственный пруд
Шрифт:
— Он даже не зашел попрощаться?
— Нет, я не хотела, чтобы тебя беспокоили, а когда он заходил, похоже, ты начинала слишком волноваться.
— А я не разговаривала с ним?
— Нет… ты бормотала что-то такое, чего никто не мог понять, и тогда я сказала, что лучше бы тебя не беспокоили. Он уехал в Лондон примерно неделю назад. Когда ты окрепнешь, то узнаешь и другие новости.
С каждым днем я чувствовала себя все лучше. Значит, никто ничего не узнал! Как все-таки был прав Бен! Так все и произошло. Все кончено, и мы должны об этом забыть!
Я
— Вскоре ты поправишься! — сказала мать.
Она просиживала рядом со мной целыми днями. Временами она читала мне вслух, а иногда просто занималась рукоделием, и мы болтали с ней.
Мне пришлось довольно долго решаться, прежде чем я спросила:
— Мама, а не слышно ничего насчет этого человека… того, что бежал из тюрьмы?
— О нет! Нет, ничего. Его так и не поймали.
— А что… что по этому поводу думают?
— Думают, что ему удалось бежать из страны.
— А это возможно?
— Ну да, разумеется. Полагаю, ему помогли друзья. Кое-что о нем рассказывали. В общем, это довольно необычная история. Похоже, он был воспитанным и хорошо образованным молодым человеком, служил наставником в каком-то семействе неподалеку от Бод-мина. По-моему, это место называется Кромптон, по Лонченстонской дороге. Как ужасно думать о том, что он общался с детьми! Я думаю, его последним хозяевам теперь нужно благодарить судьбу.
— Наставник? — пробормотала я.
— Да, у мальчика примерно твоих лет. В этом семействе была и девочка, но ею, по-моему, занималась гувернантка. В общем, тут целая история. Его хозяева, конечно, были поражены: они всегда были высокого мнения о нем.
— Ты не думаешь, что он мог быть невиновным?
— О нет, нет! Здесь нет никаких сомнений: он был пойман на месте преступления. Эта была девочка из местной деревни.
Я вздрогнула.
— Похоже, какие-то подозрения в отношении его были и до этого, но, к сожалению, никаких доказательств не нашлось. Если бы его в свое время разоблачили, жизнь этой бедной девочки была бы спасена.
— Как он бежал?
— У него был нож. Должно быть, он пронес его на себе каким-то хитроумным способом. С этим ножом он напал на охранника! Бедняга был серьезно ранен и только сейчас приходит в себя. Преступник забрал у него ключи и спокойно вышел из тюрьмы. Его проследили до Каррадона. Это не слишком далеко отсюда, а потом его след был потерян, и он канул в неизвестность.
«О нет, мама, — хотелось сказать мне, — не в неизвестность, а в пруд!»
— Поначалу вокруг это была, конечно, шумиха. Властям, разумеется, хотелось бы, чтобы об этом побыстрее забыли, но пресса этого не допустит… до тех пор, конечно, пока это не надоест публике. А публике надоедает читать о расследовании, которое продолжается и ничем не кончается. Теперь об этом редко вспоминают. Все смирились с тем, что ему удалось улизнуть. Думаю, наверняка он бежал из страны.
«Значит, — подумала
— Наша Грейс — просто чудо! — продолжала мать. — Она больше, чем портниха! Я всегда думала, как должно быть трудно тем, кто воспитывался в хорошей семье, вдруг столкнуться с необходимостью самостоятельно зарабатывать на жизнь. На днях она сделала мне прическу, у нее просто какой-то дар к этому!
Не то чтобы я нуждалась в камеристке, но когда мы ездим в Лондон, мне думается, что неплохо бы взять и Грейс. А она вела себя просто чудесно, особенно, когда ты болела.
Вообще она, по-моему, приятная женщина?
— Я так рада, что мы смогли помочь ей! Она очень благодарна за это и всячески старается угодить мне.
Это называется «пустить хлебы по водам».
— Я рада, что ты не забываешь Библию! — сказала мать, поцеловав меня в лоб.
Когда Грейс зашла проведать меня, она выразила удовольствие по случаю моего выздоровления.
— Слава Богу, вы поправляетесь!
— Спасибо вам за помощь. Мама сказала, что вы много помогали ей.
— Это была самая малость, которую я могла сделать в благодарность за вашу доброту ко мне. Просто не могу передать, каким облегчением для меня было узнать, что вам понемножку становится лучше.
— Я, видимо, была серьезно больна.
— Так и есть… к тому же еще и лихорадка. Вы, видимо, были очень расстроены, все время что-то бормотали. Пару раз вы упоминали про пруд.
Внутренне я вся сжалась. Что ж такое я могла сказать в бреду?
Пруд?.. — глуповато спросила я. Полагаю, речь шла о пруде Святого Бранока, о котором всегда идут разговоры. Люди слышат, как в нем звонят колокола! Виданное ли это дело — колокола под водой?
— А что говорят, что слышали… в последнее время?
— Да, по-моему, кто-то говорил об этом. Вроде бы кто-то проходил мимо пруда в сумерках и услышал, как звонят колокола. На мой взгляд, это у них в голове звенит!
Я сменила тему разговора. Мне не хотелось говорить про пруд, но я была обескуражена тем, что все-таки проговорилась в бреду.
Прошло несколько недель. Я уже выходила из комнаты прогуливаться по саду. У меня начали отрастать волосы. Они вились кудряшками, и я была похожа на мальчишку, но мать сказала, что волосы отрастают очень быстро. Все радовались, когда я впервые сумела спуститься вниз. Я начала потихоньку выезжать верхом в сопровождении отца, который не желал отпускать меня одну, да и я не хотела этого. Теперь я ездила не на Глории: бедняжка впала в немилость, так как ее обвинили в том, что она сбросила меня. Я потихоньку извинилась перед Глорией, потому что, конечно же, предпочла бы ездить на этой же лошади. Отец беспокоился, чтобы я не переутомилась, поэтому верховые прогулки были недолгими.