Таинственный сад
Шрифт:
– Это что – море, что ли? – спросила Мэри.
– Нет, это не море, – ответила миссис Мэдлок. – Это не поля и не горы, это просто бесконечные мили дикой земли, пастбища, где не растет ничего, кроме вереска, и где нет ничего живого, кроме диких пони и овец.
– Если бы здесь была вода, это было бы море, – сказала Мэри. – Шумит, совсем как море.
– Это ветер воет в зарослях. Как на меня, это дикое и пустынное место, хотя многим здесь нравится, особенно когда зацветает вереск.
Они ехали все дальше и дальше сквозь темноту, и, хотя дождь прекратился, сильный ветер за окном кареты свистел и издавал странные
– «Мне здесь не нравится, – подумала Мэри. – Не нравится мне здесь», – и девочка стиснула свои и без того тонкие губы.
Лошади взбирались на холм, когда Мэри первой заметила вдали огонек. Миссис Мэдлок тоже увидела его и глубоко, облегченно вздохнула.
– Как же я рада этому огонечку! – воскликнула она. – Это – окно в доме привратника. Ну что ж, скоро мы выпьем по доброй чашке горячего чая.
Это было не так скоро, как она сказала, потому что карета, въехав через ворота, еще мили две ехала по аллее парка, где старые деревья, почти соприкасаясь верхушками, образовали что-то вроде длинного, темного свода.
Они выехали из-под этого свода на освещенное место и остановились перед невероятно длинным, низким и асимметричным каменным домом. Сначала Мэри показалось, что в доме совершенно темно, но когда она выбралась из кареты, то увидела бледный огонек в одном из окон первого этажа.
Огромная, тяжелая парадная дверь из массивных, украшенных резьбой дубовых досок, была сбита железными гвоздями и держалась на больших железных полосах. Она открывалась в гигантский холл, который был так слабо освещен, что Мэри не хотелось рассматривать лица висящих на стенах портретов и фигуры в латах. Когда она стояла на каменном полу, то выглядела очень маленькой, затерянной черной фигуркой, и чувствовала себя тоже маленькой и одинокой.
Безукоризненно одетый, худой, старый человек стоял рядом со слугой, который открыл им дверь.
– Вы должны отвести девочку в ее комнату, – сказал он хриплым голосом. – Господин не хочет ее видеть. Утром он уезжает в Лондон.
– Хорошо, мистер Питчер, – ответила миссис Мэдлок. – Поскольку я знаю, чего от меня хотят, я прекрасно справлюсь.
– Все, чего от вас хотят, миссис Мэдлок, – проскрипел Питчер, – это, чтобы господина оставили в покое, и чтобы он не видел того, чего не желает видеть.
И Мэри Леннокс повели по широкой лестнице и длинному коридору и опять вверх по нескольким ступенькам, потом снова через другой коридор, а затем через еще один, пока не открылась дверь и девочка не оказалась в комнате, где в камине горел огонь, а на столе стоял ужин.
Миссис Мэдлок сказала безо всяких церемоний:
– Ну, вот мы и на месте! Вот эта комната, и еще соседняя предназначены для вас – и вы должны быть здесь. Прошу об этом не забывать!
Вот так мисс Мэри приехала в Миссельтвейт и, пожалуй, еще никогда в своей маленькой жизни она не чувствовала себя такой настоящей упрямицей, как сейчас.
Глава IV. МАРТА
Утром она открыла глаза, потому что молодая служанка, которая пришла в ее комнату,
– Что это такое? – спросила девочка, указывая в окно.
Марта, молодая служанка, которая как раз подошла к кровати, тоже повернулась в сторону окна.
– Это? – переспросила она.
– Да.
– Это – вересковая пустошь, – с доброй улыбкой ответила девушка. – Вам нравятся вересковые пустоши?
– Нет, – отрезала Мэри. – Я их ненавижу.
– Это потому что, вы к ним непривычная, – сказала Марта, возвращаясь к камину. – Вам они кажутся сейчас слишком большими и пустынными. А потом вы пообвыкнете.
– А тебе здесь нравится? – спросила Мэри.
– Ага, очень даже нравится! – ответила Марта, энергично принимаясь чистить каминную решетку. – Я наши места просто люблю. И вовсе здесь не пусто. Здесь полно всяких растений, а запах от них какой! Здесь так красиво весной и летом, когда вереск покрывается розовыми цветочками. Пахнет, будто кто мед разлил! И столько там запахов, а небо высокое-превысокое, и пчелы гудят, и жаворонки поют! Эх! Ни за что не хотела бы жить ни в каких других краях, вдали от наших вересковых пустошей!
Мэри внимательно и удивленно прислушивалась к словам девушки. Индийские слуги были совсем другими. Они, по-рабски подобострастные, никогда не осмелились бы обратиться к господам как к себе подобным. Слуги непрестанно кланялись им, называя «покровителями бедных» и тому подобными словами. Индийским слугам отдавали приказы, а не просили их сделать что-то. Не было принято говорить им «пожалуйста» и «спасибо», и Мэри всегда била Айю по лицу, когда злилась. Сейчас Мэри подумала о том, чтобы случилось, если бы эту девушку ударили по лицу. Она была пухленькая, румяная и милая, но вела себя так смело, что миссис Мэри задумалась, не дала ли бы Марта сдачи – даже если бы ей влепила пощечину маленькая девочка.
– Ты – какая-то странная служанка, – высокомерно изрекла Мэри со своих подушек.
Марта присела на корточки с каминной щеткой в руке и добродушно рассмеялась.
– Ага! Я это хорошо знаю. Если бы госпожа еще была жива, то я бы и в помощницы горничной не сгодилась. Может быть, мне позволили бы работать в кухне, но наверх, в хозяйские комнаты, и войти бы не позволили. Слишком я простая, и говорить могу только по-тутошнему, по-йоркширски. Но этот дом какой-то чудной, хотя и такой здоровенный. Можно подумать, что здесь нет никаких господ, кроме мистера Питчера и миссис Мэдлок. Когда мистер Крэйвен дома, то ничего и знать не хочет, но и так он все время путешествует. А миссис Мэдлок дала мне это место по доброте. Она сказала, что если бы Миссельтвейт было похоже на другие поместья, то ни за что бы не взяла меня прислуживать здесь.