Таинственный сапфир апостола Петра
Шрифт:
Нелли Леонидовна отличалась нравом строгим, характер имела, как она сама выражалась, истинно петербургский, то есть холодный и ровный. Вывести ее из себя было практически невозможно, когда сердилась, она не кричала, только лицо становилось каменным, как у какой-нибудь кариатиды.
Сегодня, однако, лицо ее выражало самые обычные человеческие эмоции, а именно: обиду и злость. В приемной пахло духами, из чего Агния сделала вывод, что вдова господина Борового находится где-то неподалеку. Это ее духи — японские, «Исси Мияки», запах очень сильный, и как это муж терпел…
— Добрый
— Плохо, — буркнула Агния, иногда манеры секретаря ее раздражали. Ведь знает уже небось, что у них в аэропорту произошла накладка, но делает вид, что все как надо. Хотя, видно, ей тоже достается, одна вонь эта чего стоит.
Секретарь нажала кнопку переговорного устройства.
— Агния Иволгина здесь, — сухим голосом сказала она.
Это тоже было новое: Нелли Леонидовна никак не обратилась к тому, кто был в кабинете, раньше она никогда так не делала. Все же Боровой взял ее в свое время на работу за представительность и умение держать верный тон в любой ситуации, это она умела.
— Пусть войдет! — послышался из переговорника голос Лисовского.
Ишь ты, уже в кабинете шефа устроился. Агния свободной рукой пригладила волосы и вошла в кабинет.
Там также удушающе воняло духами, и сама хозяйка духов находилась тут же. Новоиспеченная вдова была одета в дорогущий черный костюм с весьма откровенным вырезом.
Справедливости ради следует отметить, что он очень ей шел. Все остальное тоже было на уровне — гладкая прическа, одно-единственное кольцо с бриллиантом — зато каким! Вот макияж был вызывающий, как всегда, ну в конце концов, Агнии-то какое дело…
Игорь Лисовский расположился за письменным столом Борового. Вдова сидела на диване почти напротив. Поза ее была весьма продумана — так лучше всего смотрелись ноги. Агния наклонила голову, чтобы скрыть насмешку в глазах.
— Как вы долго, — сказал Лисовский, не утруждая себя приветствием, что тоже было новостью в их отношениях.
Раньше он всегда держался с ней исключительно вежливо. Никаких намеков на панибратство или на легкий флирт — за этим Агния следила строго.
— Машина попала в аварию, — сказала Агния, решив также не устраивать реверансов, — водитель в больнице в тяжелом состоянии.
— Как так? — вскинулся Лисовский. — Я послал за вами очень опытного водителя.
Агнию неприятно резануло это «я послал». Неужели Лисовский чувствует себя уже полным хозяином? Она скосила глаза на Алину. Та смотрела перед собой нарочито равнодушным взглядом, показывая, что разговор ее не интересует, как впрочем, и сама Агния.
«Похоже, что придется подыскивать новую работу», — с грустью подумала Агния.
Она не сказала, что, по ее мнению, с аварией дело нечисто.
— И где Анатолий? — продолжал Лисовский.
— Он остался в аэропорту, там непорядок с документами, не разрешают везти тело…
Агния повернулась к Алине, сделав соответствующе скорбное выражение лица, и сказала:
— Алина Михайловна, примите мои соболезнования.
Та подняла на нее глаза. И в этом взгляде
Агния мысленно пожала плечами и протянула Лисовскому ключ. Самой ей было трудно отстегнуть чемоданчик. Лисовский наклонился и заметил глубокую ссадину у нее на запястье. И сделал вид, что только сейчас понял про аварию.
Вот уж это чистое вранье — Агния знала, что соображает он быстро, за то покойный Боровой его и держал.
— Все так серьезно? — спросил он.
— Я же сказала, что водитель в больнице, — огрызнулась она, — вы что — не слушаете меня? Да открывайте же скорее!
Она готова была поклясться, что он нарочно дернул браслет, чтобы задеть ее рану. Запястье пронзила мгновенная боль, так что Агния едва удержалась от стона. Она закусила губу и решила завтра же заняться поисками новой работы. И пальцем не пошевелит, чтобы перед увольнением разобраться с делами, нарочно все запутает! Вот пускай они тут сами разбираются. Хотя и так ясно, что все, созданное Боровым, очень скоро пойдет прахом. Да ей-то, конечно, все равно, хотя жалко, и ее трудов столько вложено.
На чемоданчик капнула кровь — эта скотина Лисовский ободрал ссадину до крови. Агния с удовлетворением увидела, что он не заметил и провел по капле рукавом своего дорогущего пиджака. Ничего, потратится на чистку, не обеднеет.
Она набрала код на замке и откинула крышку. Кубок был на месте.
— Ну вот, — сказал Лисовский и осторожно взял его в руки. — Алина Михайловна, смотрите!
Он повернулся к подскочившей Алине, но что это…
На месте камня глубокого синего цвета, камня, похожего на синий глаз, смотрящий из глубины веков, зияла пустота.
Агния почувствовала, что сердце ее дернулось, но упало не вниз, а устремилось вверх и застряло где-то у горла. Она потрясла головой, стремясь избавиться от страшного видения, потому что… что это еще могло быть, как не видение, вульгарный глюк — от усталости, от недосыпа, от самолета… Она даже на мгновение зажмурилась, потом открыла глаза и поняла, что это не глюк и не наваждение. Кубок был на месте, но камень исчез. Он был вынут из кубка, причем довольно аккуратно, на взгляд Агнии — вполне профессионально.
Осознав это, она неожиданно почувствовала, что кубок закружился, потом стал расти, приближаясь, и дальше ее накрыла вязкая тягучая темнота. То есть Агния упала в обморок. Как кисейная барышня, говаривал, бывало, дед.
Пришла в себя, надо сказать, она довольно быстро, даже со стула не свалилась. Очнулась от пощечины, отвешенной сильной рукой Лисовского. Она хотела сказать, что это лишнее, но почувствовала, что язык ей не повинуется. Губы тоже онемели.
Вдруг пронзило ее ощущение дежавю. Точно так же с трудом выплывало ее сознание сегодня в машине. Слышались голоса и шум. Только сейчас вместо симпатичного доктора в голубой униформе она увидела перед собой перекошенное от злости лицо вдовы Борового. Вдова держала ее за плечи и трясла изо всех сил.