Таинственный труп
Шрифт:
— Мы узнали главное. О! Женщине не может понравиться, что ее заставляют появиться перед мужчиной, которого она видит впервые, в не лучшем, по ее мнению, виде. И все же мне кажется, она говорит искренне. Достаточно посмотреть на нее, чтобы понять, что случилось. Она не стала отнекиваться, как ее крестный… Если, конечно, она не разыграла перед нами чистую невинность. В таком случае она неподражаемая актриса.
— Оно и видно! Но я с тобой согласен. Два голубка… Ладно, иду за помощником.
Оставшись один, Николя лег на пол и принялся внимательно его исследовать. Послюнив указательный палец, он собрал
— Господин Депла, что вам известно о нахождении здесь господина Пейли?
Видимо, предупрежденный Бурдо, он встретил вопрос спокойно, без лишних кривляний. Но, похоже, осмотрительность побуждала его как следует обдумать ответ.
— Что он прибыл сюда, чтобы углубить свои знания по часовому делу и совершенствоваться в создании как простых часов, так и морских. С целью создания точных часов, потребных для использования на море для определения долготы.
— И?
— Что его пребывание было временным и держалось в тайне.
— Вас это не смущало?
— Я подчиняюсь господину Леруа и не задаю лишних вопросов.
Он сжал зубы, отчего подбородок его резко заострился.
— Какие чувства вы питали к нему?
— А разве я должен был их питать? Это был весьма искусный ремесленник и приятный товарищ.
— А господин де Риву?
Допрашиваемый уставился на свои руки; сам того не замечая, он одернул рукава, отчего плечи его резко распрямились.
— Я мало имел с ним дела. Он показался мне холодным и надменным, словом, неприступным.
— Похоже, вы к нему не расположены.
— А разве должен? Разве я должен спрашивать у него одобрения?
— Какие отношения были у него с Пейли?
— Я в них не участвовал и не присутствовал. Они часто разговаривали, уединившись ото всех.
— А его отъезд? Вы при нем присутствовали?
— Нет. Я узнал о нем на следующий день. Птичка вылетела.
— Да, да, — задумчиво произнес Николя, — именно вылетела…
— Вам было жалко?
Подвижные глазки Депла переметнулись к Бурдо, в то время как ни тело его, ни голова даже не шелохнулись.
— Могу ли я вернуться к своей работе?
— Вы любите абрикосы из Витри? — как бы случайно бросил Николя.
Решительно, упоминание об абрикосах творило чудеса. Депла покраснел.
— Что еще? Что вы еще хотите мне вменить? — зачастил он.
— Я всего лишь спросил, любите ли вы фрукты.
— Да… Нет… Не знаю.
— Пока все, сударь. Но только пока.
— Могу я узнать, что означают ваш визит и ваши вопросы? Николя подумал, что отсутствие подобного любопытства с самого начала показалось ему подозрительным.
— О! Всего лишь рутина. Своего рода пятое действие. У меня остался один вопрос. Где вы живете?
— Но… на улице Эшикье,
— Да, отлично. Там живет наш друг.
— Небольшой эскиз, выполненный вашей рукой, нам очень пригодится, — добавил Бурдо, протягивая ему грифель и клочок бумаги.
— А я обязан?
— Не волнуйтесь, сударь, это простая формальность.
Уступив, Депла принялся делать набросок.
— И последнее: ваши ключи, сударь.
— Мои ключи?
— Конечно, вы же не хотите, чтобы мы высадили дверь?
— Но зачем они вам? Что вы думаете у меня найти?
— Успокойтесь, мы вернем их вам в конце дня. Впрочем, уверен, что вам нечего скрывать, не так ли?
— Хорошо.
И он протянул им ключ. Беря ключ, Николя, к великому удивлению Бурдо, с жаром сжал руки ремесленника. Депла молча удалился, а комиссар поспешил собрать железные опилки, похожие на те, что сыпались с рук Аньес Генге, и завернул их в отдельный листок.
— Черт, что ты делаешь? — спросил Бурдо.
— Увеличиваю свой маленький капитал, вложенный в ренту парижской ратуши.
— А, я и забыл об этом.
Леруа и его крестница были выпущены из укрытия, и им объявили, что визит полиции окончен. Николя не стал тратить время на предупреждение хранить их визит в тайне ввиду — как показали допросы — полнейшей бессмысленности сей предосторожности.
Они подошли к фиакру. По словам Сортирноса, никаких сведений о человеке в синем плаще, которого по цепочке вели осведомители, пока не поступало. Ему велели, как только поступят первые сведения, немедленно сообщить о них в Шатле папаше Мари, а тот, в свою очередь, передаст им, где бы они ни находились. Николя приказал ехать на улицу Нев-дез-Огюстен. Хотя он и не был уверен в решительности своего начальника, тем не менее настала пора дать ему отчет, дабы его неофициальное расследование обрело официальный вид. Николя опасался не за себя, а за Бурдо, отца многочисленного семейства, который, став его помощником, что, в сущности, противоречило его должности инспектора, нисколько не обогатился, а, скорее, напротив. Бурдо беспокоило, что они не произвели обыск в доме у Леруа и в комнате, которую занимал Пейли. Но, по мнению комиссара, обыск ничего бы не дал, так как после ареста неизвестные наверняка успели все обшарить и найти то, что хотели. И он погрузился в размышления.
Итак, существует секретное досье, материалы которого касаются интересов королевства и его морского флота; нить интриги, без сомнения, сплел Сартин при поддержке адмирала д’Арране. Мизансцена, выстроенная вокруг молодого Пейли, напоминала грубый холст; вышитый заботливой рукой, он приобретал совершенно новый, ни с чем не сравнимый шик, который должен была ввести в заблуждение английского противника. Все указывало на то, что и шумный арест, и побег, без сомнения, подготовленный, являлись частью прекрасно продуманного плана. Но предприятие провалилось, а приманку убили и добили. Лавале исчез, на осведомителя напали, Киска убита, сделана попытка убить комиссара Шатле. Можно предположить, что кем-то осведомленный Эшбьюри приказал убить перебежчика. Или надо искать убийц среди парижского окружения молодого часовщика? Прочие гипотезы представлялись гораздо более маловероятными.