Таис Афинская
Шрифт:
Не теряя времени, лохагос велел двум воинам держать Ликофона за плечи, обтер рукоять кинжала от крови, удобно взялся и, упершись левой рукой в плечо, мощным рывком вынул оружие. Пронзительный вопль вырвался у юноши, он приподнялся, вытаращив глаза, и снова рухнул без памяти на промокшую кровью постель. Лохагос свел края раны пальцами, смоченными в уксусе, обмыл вокруг кровь и натуго забинтовал полосками разорванной льняной столы, привязав руку к туловищу. Тессалиец лежал немо и безучастно, шевеля сухими почерневшими губами. По знаку сотника За-Ашт принялась
– Кто это его? – задал один из воинов вопрос, интересовавший всех.
Таис постаралась объяснить обычаи храма, встречу Ликофона с черной жрицей и очевидную недостаточность сил юноши. Возможно, тессалиец не сообразил, что только недавно оправился от ранения.
– Что ж, виноваты обе стороны и никто. Условие есть условие! – сказал лохагос. – Взялся – исполняй, не можешь – не берись! А он жив остался, осел молодой. Для меня это радость. Ликофон хороший воин, только слабоват насчет женщин. А я-то думал, что мальчишка около нее кружится, – ткнул он пальцем в За-Ашт.
– Нет, нет, нет! – финикиянка выскочила вперед, сверкая глазами.
– Оставь, кошка! Влюбилась, так молчи! – оборвал ее начальник воинов.
За-Ашт хотела ответить, как вдруг раздался резкий стук чем-то твердым в дверь из храма.
– Идет погоня! – почему-то весело ухмыльнулся лохагос. – Открой дверь, Пилемен!
Воин, стоявший ближе к двери, повиновался. Ворвалась целая группа черных жриц с факелами под предводительством увенчанной золотой диадемой старшей. Рядом с ней в слезах шла та черная жрица, что приходила за Таис и покорила Ликофона.
– Видишь, Кера, сколько крови? Я не жалела, я ударила верно, и что спасло его, не знаю.
– Ты ударила верно, – ответил вместо старшей начальник македонцев, – а спасло его золотое ожерелье, надетое молодым ослом для тебя!
– Вижу! – согласилась старшая. – С тебя снята вина, Адрастея. Мы не можем добить его, – она качнула диадемой в сторону македонцев, взявшихся за мечи, – пусть рассудит великая жрица. Но за свое второе преступление Эрис должна быть убита. Или, если хочешь, пошлем ее исполнять обряды в святилище Анахиты!
Тут только Таис вспомнила о привратнице в коридоре и сообразила, что, не сжалься она над воином, Ликофон истек бы кровью у запертой решетки и никогда не добрался бы до ее двери!
Позади во мгле коридора одна из жриц держала за волосы осужденную. Ее освободили от цепи, связав руки назад. Старшая пошла назад в коридор, равнодушно окинув взглядом македонцев и злорадно усмехнувшись ужасному виду окровавленного пепельно-бледного юноши.
– Остановись, Кера! – воскликнула Таис, запомнив грозное имя этой совсем еще молодой женщины. – Отдай мне ее! – она показала на связанную привратницу.
– Нет! Она провинилась дважды и должна исчезнуть из жизни!
– Я дам за нее выкуп! Назначь цену!
– Нельзя ценить жизнь и смерть, – отказала старшая жрица и вдруг
– Не понимаю тебя!
– Жаль. Это просто. Я отдам тебе Эрис, а ты свою финикиянку.
– Невозможно! Ты ее убьешь!
– За что? Она ни в чем не повинна. Я сужу так – если мы теряем жрицу, упавшую непозволительно низко, то приобретаем другую, годную для начала.
– Но убив, вы все равно потеряете, если и получите взамен, – возразила Таис.
– Для Великой Матери смерть или жизнь без различия!
Таис нерешительно оглянулась на свою рабыню. Та стояла бледная, как меленая стена, подавшись вперед и прислушиваясь к разговору.
– Смотри, За-Ашт, ты хотела служить в храме. Сейчас предоставляется случай, и я отпускаю тебя. Я не меняю и не отдаю тебя. Следуй только своему желанию!
Финикиянка упала на колени перед Таис, поцеловав ей руку.
– Благодарю тебя, госпожа!
За-Ашт выпрямилась, гордая и стройная, добавив:
– Я иду.
– Возьми свои вещи и одежду, – напомнила Таис.
– Не нужно! – сказала старшая и подтолкнула финикиянку к Адрастее. За-Ашт слегка отшатнулась, но черная жрица обняла ее за талию и повела во тьму коридора. Жрицы расступились, и та, что держала связанную за волосы, пнула ее ногой в спину. Привратница влетела в комнату и растянулась лицом вниз на окровавленном ковре. Дверь захлопнулась, наступила тишина. Озадаченные воины стояли, пока один из них не поднял упавшую, разрезал ремни на запястьях и пригладил упавшие на лоб волосы.
– Сядь, Эрис, – ласково сказала Таис, – дайте ей вина!
– Какие странные имена, – воскликнул лохагос, – беда, мщение, раздор.
– Я слышала, как двух других назвали Налия и Ата: демон и безумие, – сказала Таис, – очевидно, страшные эллинские имена даются всем черным жрицам. Так, Эрис?
Привратница молча наклонила голову.
– Делайте носилки, мы понесем Ликофона, – прервал лохагос наступившее молчание.
– Надо оставить здесь! – возразила Таис.
– Нет! Главная их начальница может изменить решение. Тессалийца надо убрать отсюда. Но как оставить тебя одну, госпожа Таис?
– У меня есть новая служанка.
– Она зарежет тебя, как Ликофона, и удерет.
– Удирать ей некуда. Она спасла уже две жизни, рискуя своей.
– Вот оно что! Молодец девчонка! И все же я оставлю двух стражей на веранде, – сказал начальник.
Воины удалились. Таис заперла храмовую дверь на оба засова и принялась убирать испачканную кровью комнату. Эрис вышла из своего оцепенения, помогала скоблить и мыть. Не придавая никакого значения своей полной наготе, она сбегала несколько раз к цистерне за водой и успела вымыться, яростно отскребывая грязь после своего житья в грязной нише у решетки. Рассвело. Утомленная событиями гетера закрыла входную дверь и задернула тяжелую занавесь оконной решетки, затем показала Эрис на второе ложе в своей комнате, так как постель финикиянки была испачкана кровью.