Так было
Шрифт:
Гарриман также сказал, что «некоторые затруднения будут вызваны также вопросом предоставления тоннажа для перевозок. Кроме того, есть еще ряд других вопросов, как, например, вопрос относительно поставки алюминия, если его связать с общей программой США по производству самолетов. Этот вопрос заключается в том, предоставлять ли Советскому Союзу готовый алюминий, этим самым задерживая производство готовых самолетов, или компенсировать поставки алюминия поставками самолетов». Помимо этого, так заявил Гарриман, «есть еще один открытый вопрос — это поставка 10 000 грузовых автомобилей».
Затем Гарриман попросил меня высказаться относительно сделанного им предложения.
Добавил, что «наша заявка в 10 000 грузовиков в месяц даже меньше того количества грузовиков, которое требуется в связи с войной, в частности, для переброски войск, особенно если учесть тактику немцев, перебрасывающих свои войска с одного участка на другой».
По окончании работы конференции в честь ее участников в Кремле был дан обед. Представляет интерес сказанное по этому поводу Баттом в его выступлении по американскому радио, о котором я уже упоминал: «Как бы мне хотелось в достаточно полной мере описать обед, который Сталин дал в честь нашей миссии в Кремле. Самым замечательным была сама атмосфера. Это состоялось в момент, когда не более чем в ста милях от Москвы происходило одно из величайших сражений в истории человечества. И несмотря на это, мы сидели в этой огромной зале вместе со Сталиным, его офицерами и официальными представителями. Сам Сталин произвел на нас впечатление разумного, поразительно осведомленного человека. Во время обеда и в течение последовавшего вечера большое впечатление на нас произвела их твердая уверенность и полная вера в свои силы. Кругом царила атмосфера уверенности, спокойствия, решительности и непоколебимого духа».
30 октября Рузвельт в письме Сталину писал: «Все военное имущество и все виды вооружения мною одобрены, и я приказал по возможности ускорить доставку сырья… Для того, чтобы устранить возможные финансовые затруднения, немедленно будут приняты меры, которые позволят осуществить поставки на сумму до 1 млрд долларов на основе закона о ленд-лизе…»
Надо сказать, что эта сумма была достаточной только для оплаты той части поставок, которые США согласились дать нам сразу после начала войны, включая заказы по июнь 1942 г. Но и это, конечно, было важно. Сталин ответил, что советское правительство выражает ему свою глубокую признательность.
Таким образом, Московская конференция трех держав 1941 г. ускорила решение вопроса о распространении на СССР закона США о ленд-лизе. Указание это было дано Рузвельтом 7 ноября 1941 г.
Глава 34. Опасные дни Москвы
Прежде всего несколько слов о налетах гитлеровцев на Москву. Как известно, первый раз гитлеровцы совершили налет на Москву в ночь с 21 на 22 июля 1941 г., через месяц после начала войны. Тогда было сбито над столицей 17 самолетов фашистов.
Я знаю всего шесть случаев, когда авиабомбы попали на территорию Кремля, где я жил и работал весь период войны.
Одна бомба попала в Кремлевский дворец, пробила все этажи, но не разорвалась. Одна упала на брусчатку около одной из церквей, разорвалась, но, кроме образовавшейся воронки, ущерба не причинила. Так же не принесла ущерба, кроме воронки, бомба, разорвавшаяся в сквере напротив Оружейной палаты. Однажды, во время совещания, проводимого у меня в кабинете, на втором этаже
Но попадание авиабомбы в Кремлевский арсенал было ужасным. Случилось так, что в этот раз ПВО не предупредило заблаговременно о налете. На втором этаже арсенала была столовая, в которой в момент объявления воздушной тревоги ужинали бойцы гарнизона. По сигналу «Тревога» они стали выходить из столовой и спускаться вниз по винтовой лестнице. В результате погибло 30 человек. Около ворот арсенала прикреплена доска с именами погибших бойцов. На Красной площади, поблизости от Мавзолея, также взорвалась авиабомба, но ущерба Мавзолею не причинила. Саркофага же с телом Ленина там не было. Он заблаговременно был вывезен и хранился в надежном месте.
Однажды, часов в 8–9 вечера, я был дома в Кремле. У нас находился приехавший с фронта брат моей жены Гай Туманян. Собирались пообедать и поговорить. Вдруг раздался оглушительный взрыв. Шкаф в комнате чуть не упал. Сразу же позвонил коменданту Кремля. Он доложил, что бомба разорвалась на Старой площади. Там было здание ЦК партии, а напротив дом, в котором размещался Минвнешторг. В это время его аппарат был эвакуирован, а в Москве оставалась оперативная группа, около 30 человек. Машина моя стояла у подъезда, и я сразу же поехал туда. Здание ЦК полыхало как факел. Пожар был невероятно сильным. Потом выяснилось, что причиной тому было наличие большого количества фанеры, покрытой лаком. Ею были облицованы стены кабинетов.
Следует сказать, что в результате взрыва этой бомбы в ЦК погиб находившийся там молодой талантливый писатель-драматург Афиногенов. Он был эвакуирован в Куйбышев, а в этот роковой для себя день приехал в Москву и пришел в ЦК.
Здание Минвнешторга не пострадало. Когда я был на площади и смотрел на пожар, кругом стоял невероятный грохот — стреляли зенитки всех калибров, по ночному небу шныряли лучи прожекторов, перекрещиваясь друг с другом, они выхватывали из темноты силуэты фашистских самолетов, которые еще продолжали летать над Москвой. В подвальном этаже здания Наркомвнешторга я заблаговременно дал указание организовать бомбоубежище, но сам в нем никогда не бывал. Поэтому, воспользовавшись случаем, решил посмотреть, как его оборудовали и как в нем чувствуют себя мои сотрудники. Оказалось, что, кроме деревянных скамеек и двухъярусных лежаков наподобие нар, там ничего не было. Ни минеральной воды, ни чая. Словом, никаких, даже самых минимальных удобств. Рассердившись, я дал указание в суточный срок оборудовать убежище так, чтобы в нем можно было и отдохнуть и поработать во время бомбежки.
Сам я во время бомбежек всегда оставался в рабочем кабинете и продолжал заниматься делами. Со мной оставался один из помощников, Барабанов или Смоляниченко, и прикрепленный для охраны чекист Селезнев. Оба работали со мной много лет (Александр Барабанов — почти 40 лет). Всех остальных я отправлял на время бомбежки в убежище. Во время бомбежки стекла в моем кабинете дрожали, но не разбились ни разу.
К концу сентября 1941 г. положение советских войск на центральном стратегическом направлении резко ухудшилось.