Так было
Шрифт:
Большое впечатление, как и в детстве, произвела на меня архитектура Санаинского монастыря.
Мать была очень рада, что хорошо всех угостила. Однако вечером нам пришлось с ней расстаться. Она была огорчена моим скорым отъездом. В сопровождении товарищей я отправился на железнодорожную станцию, чтобы вернуться в Тбилиси, а потом и в Ростов.
Орджоникидзе сдержал свое слово. Когда Ворошилов, возвращаясь из Боржоми, заехал в Тбилиси, Серго попросил его взять с собой мою жену и сына. Ворошилов охотно согласился. Мы с Буденным встречали их на ростовском вокзале, где и состоялось мое знакомство с Климентом Ефремовичем и его супругой Екатериной
Помню, когда, вернувшись с вокзала, мы выходили из машины, Буденный бережно взял моего малыша на руки и понес его в квартиру; своих детей у него тогда не было, и видно было по всему, что делает он это с большим удовольствием. На второй или третий день после приезда Ворошилов пригласил меня и Ашхен к себе домой на обед. Я узнал от хозяйки много нужного и полезного для себя.
Уже первые встречи с Ворошиловым развеяли мои опасения насчет того, как сложатся у нас отношения. Я проникся к нему доверием и уважением как к хорошему товарищу, обаятельному человеку. Это отношение к нему я сохранил на всю жизнь.
Глава 14. Моя семья
В Ростове я жил в бывшем купеческом одноэтажном особняке, состоящем из четырех комнат. Одну из них занимал руководитель Югвостбюро профсоюзов Сенюшкин (а после него — Захар Беленький с женой), в двух других комнатах жили мы с женой и сыном, а четвертая комната использовалась как наша общая столовая.
Меня все время не покидала мысль забрать к себе мать и младшего брата Артема (Анушевана). Дело в том, что после смерти отца в 1918 г. все заботы о них легли на плечи старшего брата Ерванда, которому мне уже давно хотелось помочь.
В свое время Ерванд работал около трех лет молотобойцем в кузнице Алавердского завода, принадлежавшего французской компании. Мне приходилось бывать у него на работе, и я видел, что это был каторжный труд, в особенности летом. В узком горном ущелье, где находился завод, всегда было жарко и душно. К этому добавлялась еще нестерпимая жара в самой кузне, где брату приходилось по 12 часов подряд бить тяжелым молотом по раскаленному докрасна металлу.
Потом Ерванда призвали в армию, а когда подошел срок его демобилизации, началась Первая мировая война, и он попал рядовым на фронт. Домой Ерванд вернулся в начале 1918 г. с Георгиевским крестом, полученным за храбрость, проявленную им на фронте. После армии решил переквалифицироваться и по примеру отца стать плотником. Прокормить семью ему было трудно, а я был лишен возможности в тех условиях помочь ему. Совесть меня мучила, что все заботы о матери, как и о младшем брате, лежат на плечах Ерванда.
Я, конечно, мог перевезти к себе мать немедленно, но меня удерживало от этого то, что, живя в деревне, она с братом все-таки была обеспечена хлебом, молоком и картошкой, а в городах России, в том числе и у нас в Ростове, тогда было еще очень голодно. Да и с жильем, как я говорил, было не очень-то свободно, и поэтому приходилось ждать.
Осенью 1923 г. в одном из ростовских коммунальных домов мне была предоставлена четырехкомнатная квартира. К тому времени и с продовольствием стало гораздо лучше. Вот тогда-то мать с Артемом и перебрались ко мне.
Мать была довольна переездом. Бывало, по вечерам или в праздничные дни, когда я работал у себя в кабинете, она тихонько приходила ко мне, садилась где-нибудь в уголке и молча по нескольку часов сидела, смотрела на меня и о чем-то думала.
Вначале это мне не мешало, но потом, через несколько
Видно было по всему, что такой совет не очень пришелся ей по душе. «Сынок, — сказала она мне, — я ведь очень по тебе соскучилась. Много лет мы с тобой вместе не жили». Как мог, я обласкал ее, и она хоть и нехотя, но последовала моему совету.
Вообще надо сказать, что семья наша была очень дружной. Моя младшая сестра Астхик вышла замуж за медеплавильного мастера Акопа, и они вырастили четырех детей. Она работала директором небольшой текстильной фабрики. Умерла в возрасте 66 лет от инфаркта. А вслед за ней умерла и старшая моя сестра, 78-летняя Воскеат. Она была колхозницей, а в последние годы — до самой смерти — заведовала детскими яслями в совхозе.
Несколько подробнее мне хотелось бы рассказать о моем младшем брате Артеме. Артем был моложе меня на десять лет. Свою трудовую жизнь он начал вскоре после переезда ко мне в Ростов, осенью 1923 г. Он слабо знал тогда русский язык и поэтому не мог быть принят в очередной класс русской школы. Мы решили, что он должен окончить школу ФЗУ и идти работать на завод. «Пройдешь школу рабочего класса, — сказал я ему, — получишь специальность, заодно овладеешь как следует русским языком, а там перед тобой широкая дорога. Остальное уж целиком зависит от тебя самого!»
Он так и сделал. Поступил в ФЗУ, потом стал работать учеником токаря сперва на заводе «Красный Аксай», а затем в Главных железнодорожных мастерских имени Ленина. Там его приняли и в ряды Коммунистической партии.
Артем был волевым, целеустремленным и вместе с тем скромным человеком. Желая как можно скорее начать самостоятельную жизнь, он через два года уехал в Москву, поступил токарем на завод «Динамо», а заодно, желая учиться дальше, стал студентом вечернего рабфака. В 1927 г. его перевели на партийную работу в Октябрьский трамвайный парк. Два года он служил в армии, а демобилизовавшись, поступил на московский завод «Компрессор».
В 1931 г. Артема направили в числе 1000 коммунистов учиться в Военно-воздушную академию имени Жуковского, которую он закончил в 1937 г. После этого и определился его дальнейший жизненный путь инженера-конструктора: проработав некоторое время военпредом и начальником конструкторского бюро на одном из авиазаводов, он стал с 1940 г. главным конструктором нового авиационного конструкторского бюро.
За три десятилетия под его руководством создано несколько поколений самолетов-истребителей — от поршневого МиГ-3, участвовавшего в Великой Отечественной войне, до современных сверхзвуковых скоростных реактивных самолетов-истребителей, явившихся, по общему признанию, большим вкладом в дело повышения обороноспособности нашей Родины.
Небольшая деталь. Артем очень рано поседел. Как-то в беседе с ним я сказал: «Ты моложе меня, а уже седой, с чем это связано?» Он ответил: «Знаешь, Анастас, работа у меня очень нервная. Часто сталкиваешься с неожиданностями: то одно, то другое. В нашем деле почти любая неудача связана с человеческими жизнями. Каждую такую неудачу на испытаниях самолетов, а тем более катастрофу воспринимаешь как личную трагедию. Вот откуда у меня седые волосы».
Да, это было так. Наверное, это и подорвало его сердце. Он умер 66 лет (в декабре 1970 г.), в расцвете творческих сил.