Так говорил Каганович
Шрифт:
– Пастернак, Мандельштам…
– Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Ахматова и еще какая-то вроде Ахматовой, русская фамилия, – говорит Каганович. – А съезд был всесоюзный писательский?
– В мае должен. Но Михалков сломал ногу.
– Бедный, – сочувственно говорит Каганович. Знает, что это такое.
– Он поскользнулся в Союзе писателей, за ковер зацепился.
– И у меня тоже.
Вручаю свою книгу Кагановичу. Он говорит: – Серьезная работа. «Сто сорок бесед с Молотовым».
– Где послесловие? Кулешов. Он сравнивает, Ленин сказал Спиридоновой, что в политике морали нет, нравственности
– Что вы хотите, сейчас Ленина называют главным преступником двадцатого века.
– Что делается в Грузии, Армении! Жуткое дело, – говорит Каганович. – Я в последнее время очень огорчен, более огорчен, чем раньше. Но тем не менее я надеюсь, что не удастся развалить колхозы и совхозы, не удастся приватизировать крупные государственные предприятия. Не удастся. Не выйдет. Не пройдет это. Я как-то убежден: не может быть, чтобы у нас в стране это прошло. А если это не пройдет, тогда и государство социалистическое останется. А, если это пройдет, тогда, конечно, на время завоевания наши потеряем.
…Я считаю, что если мы имеем ксерокс, машинистке даем печатать, ей же меньше печатать, – мысль Кагановича направлена на его рукопись.
– Я узнаю насчет ксерокса. Вторая задача – машинистка..
Третья задача, – добавляет Каганович.
– 'Вы будете продолжать читать?
– Да, посмотрим. Тогда давайте отдыхайте, я пойду.
– Иттить надо, – шутит Каганович. – Спасибо, Феликс Иванович, книжку мне дали. Надпись дали хорошую. За это благодарю вас. Спасибо вам за беседу хорошую, приятную. Хорошее дело будет. Одно вы издали, теперь будет новое. Теперь будет редактор. Автор – Каганович редактор – Чуев.
Меня уже называют специалистом по антипартийной группе. Молотов по этому поводу шутил…,
Я спросил о В. В. Шульгине. Каганович ответил: Шульгин был из цивилизованных черносотенцев. Теперь ведь не говорят: «капиталистические страны», говорят «цивилизованные страны»!
Шла программа «Время», когда я уехал домой…
21 июня 1991 года. Телефонный звонок.
– Здравствуйте, Лазарь Моисеевич, как вы живы-здоровы?
– Да ничего так, живем,
– Жарко сейчас очень.
– Жарко, жарко, очень жарко.
– Я вас с шестидесятилетием метро поздравляю!
– Да, да.
– Это большое дело было. Причем, самое красивое в мире метро построили в то время, такая гордость!
– У вас как дела?
– Ничего, потихоньку.
– Потихоньку, значит, полегоньку.
– Показывали вас в одном художественном фильме. Изображены скульптуры, вы стоите и Хрущев: Каганович и Хрущев обсуждают план реконструкции Москвы. Из воска или из чего… Вы в сапогах, во френче наркомовском, что-то руками показываете… Потом, первый исполнитель рок-энд-рола там же.
– Какой исполнитель? – переспросил Каганович.
– Рок-энд-рола, танца.
– Фильм художественный.
– Каждый хочет жить, –
3 июля 1991 года.
Вчера мне позвонила Мая Лазаревна и пригласила на среду, в 17 часов. Она же, как всегда, открыла дверь.
– Немного я тут прихворнул, – улыбается смущенно Каганович, – Но подлечился, вылечился более или менее. У меня бронхи. Подлечили меня довольно крепко. Но жарко очень, душно. Волнуют все проблемы, которые в стране возникают. Все, что происходит в стране и в партии. В особенности, в партии.
– Обидна – все против партии сейчас.
– Не то что против партии – в самой партии не ясно. Что за движение…
– Лазарь Моисеевич, скажите мне, вы опытный человек, могли они быть коммунистами, если так легко положили партийные билеты?
– Кто они?
– Ельцин, Собчак, Попов.
– Нет! Ну какие же они коммунисты?
– Шеварднадзе создает новую партию.
– Шеварднадзе не положил билет партийный… Это не партия, это движение, это попытка объединить существующие движения демократические. Демократия России, вот эти Собчак, Попов, Ельцин и, кроме того, видимо, другие демократические организации входят в это движение… Ведь они обычные социал-демократы… Но что это за движение, какое это движение? Что оно собой представляет? По-моему, то, что объявлено сегодня, это чисто буржуазное.
– По-моему, тоже.
– Шаталин, Собчак – это буржуазное, эти за буржуазию, это, если можно так выразиться, «аулес монд». Я так думаю. А как воспринимает народ?
– Шестьдесят процентов приняло участие в голосовании. Из них пятьдесят семь проголосовало за Ельцина. Это значит, что за него проголосовало тридцать четыре, то есть чуть больше трети.
– Как в Америке, то же самое, – говорит Каганович.
– Вы сравнили Америку и нашу страну? Ничего общего…
Хоронят партию
– Это все меня не волнует. А меня волнует идейная сторона дела. Политическая сторона дела. Программа партии. Что они скажут там о капитализме? Об империализме?
– Ничего не скажут.
– Что они скажут о приветствии к юбилею Второго Интернационала?
– Это от них далеко. Они будут говорить, как нам перейти к рынку.
– Это не программа партии, – возражает Каганович.
– Это будет программа партии. Они сейчас хоронят партию. Вся эта команда не знает, как от нее избавиться – у меня такое ощущение. Она им мешает, потому что еще осталось, и довольно много настоящих коммунистов, не согласных с этим курсом.
– А где они, эти коммунисты?
– Та же Нина Андреева со своим съездом.
– А кто еще есть?
– Группа «Марксисты-ленинцы».
– Где они?
– По всей стране.
– А «Единство» – это организация? Что-нибудь серьезное?
– Думаю, что да. Много народу там. Мне звонил Ричард Косолапов.
– Который был редактором «Коммуниста»? А где его найти, Косолапова этого?
– Я могу его телефон вам дать.